Татьяна Гармаш-Роффе - Ведь я еще жива

– Да откуда же мне… – Крикалов посмотрел на кулак спецназовца, все еще висевший в воздухе над его головой. – Может, они ее на органы отправили? – неуверенно предположил он.

– Это в каком же смысле… – медленно проговорил Кис.

– Ну, знаете, много больных людей ждут донорских органов для пересадки вместо своих, больных, – с энтузиазмом принялся пояснять Крикалов.

Алексей поразился. Простодушие? недомыслие? или патология? Конечно, он и пьяный, и обкурившийся, но что это меняет в конечном итоге? Известно, что у трезвого на уме, то у пьяного…

– То есть живую, здоровую девушку решили умертвить, чтобы использовать ее тело как мешок с органами для пересадки тем, у кого есть деньги, чтобы их оплатить? – проговорил Кис, сдерживая поднимавшуюся в нем ярость.

Хорошо, что он Игоря оставил в машине!

– Не знаю насчет денег, – поморщился Крикалов от таких низменных материй, – и потом, почему умертвить?

«Спокуха, Кис, спокуха! – сказал он сам себе. – Нет смысла кипятиться, перед тобой – дебил. Бесполезно даже кулак заносить». Существуют такие люди, – Алексей знал это от психологов, с которыми общался, – люди, с патологической виртуозностью заслоняющие от себя реальность, подменяя ее плотной завесой вымысла. Лестного для них, убаюкивающе-приятного вымысла.

– Не важно, – произнес детектив тем мягким, немного сочувственным тоном, которым разговаривают с безнадежными больными. – И куда же они ее отправили, по-вашему, чтобы «на органы» использовать? В больницу? Туда, где лежат люди, ждущие своего донора… Да?

– Я не знаю точно… Мне кажется, что этим занимаются морги… – неуверенно, но при этом с явным желанием помочь ответил Крикалов.

– Морги. Очень интересно… Значит, Кристину отправили в морг?

– Кто такая Кристина?

– Дочь Анастасии Тышкевич, – Алексей больше не возмущался.

– Наверное, в морг… Раз морги занимаются органами для пересадки…

Нет, он, наверное, не просто дебил, а шизофреник! То есть это не отклонение, а законченная патология. Рассуждения Крикалова выдавали какую-то странную умственную инвалидность, словно у него некую часть мозга просто однажды вынули, и пустота заросла соединительной тканью, отчего реальные связи между некоторыми вещами напрочь отсутствовали, а на их месте выстроилась какая-то дикость несусветная…

– В какой морг, Егор Викентьевич? Номер знаете? При какой больнице?

Крикалов подумал.

– Нет, не могу сказать, не знаю. Я только слышал, что Лапоть выручает больных… Он благородный человек!

– Но он действует благородно, через какой-то морг, причем один и тот же, да? – произнес Кис.

– Мне кажется, что да. Но я не знаю точно…

– Дать ему в морду, Алексей Андреевич? – спросил спецназовец Гена, пораженный не менее детектива услышанным.

– Бесполезно, Ген. Он шиз. Ему не кулак нужен, а дурдом.

– Так он же передачу ведет, юридический раздел, на телевидении! Разве там могут шизиков держать?!

Алексей только молча посмотрел на Гену. Доверие народа к телевидению всегда поражало его…

Искать Кристину по всем городским моргам, а то и пригородным, – это задача, на выполнение которой не хватит и нескольких дней! Оставалась слабая надежда, что Димыч с ребятами обнаружат Кристину в доме Лаптева. Но Дима до сих пор не позвонил, и это был плохой знак.

Алексей внезапно почувствовал, как голову сдавливает железным обручем боль. Шел второй час ночи, и длительное напряжение дня давало себя знать. К тому же он почти ничего не ел сегодня. И даже не пил.

Не спросив разрешения у хозяина, он прошел на кухню, нашел бутылку «Спрайта» – простой воды не обнаружил, хотя предпочел бы именно ее, – и выпил, не отрываясь, половину бутылки из горла.

– Гена, хочешь пить? – крикнул он.

– Хочу. А что с этим делать?

– Ничего.

Гена появился на кухне, а за ним, выглядывая из-за плеча спецназовца, показался Крикалов, придерживая на животе банное полотенце. Походка его все еще была нетвердой, опухшее лицо выдавало все излишества вечера, но взгляд, несмотря ни на что, был радушным и доброжелательным.

– Может, поесть хотите?

– Хотим.

– О, у меня тут полно еды!

Крикалов, качнувшись, распахнул холодильник и принялся вытаскивать из него колбасы, копченое мясо, сыры. Алексей нарезал хлеб, соорудил два бутерброда, себе и Гене.

– Чего-нибудь покрепче? – спросил Крикалов.

– Коньяку, если есть, – бросил ему детектив.

Не хотелось ему трапезничать в доме психбольного, но ночь явно предстояла долгая, а организм настоятельно требовал подкрепления.