Чингиз Абдуллаев - Альтернатива для грешников

— Ты откуда? — спросил он.

— Все оттуда, — махнул я рукой. Я — в нашей камуфляжной форме, но без знаков отличия и без обычного снаряжения. Вот он и удивляется, решил я, еще не зная, что он мне сейчас скажет.

— А ты что, разве был не с ребятами? — спрашивает он.

— Конечно, с ними. А почему ты спрашиваешь? — Я хочу пройти дальше.

— Слушай, Никита, где ты был?

— Как это где? — начинаю я нервничать. — Конечно, с ребятами. Мы выезжали всей группой. Ты ведь сегодня дежурил, должен был знать.

— Это вы брали Коробка?

— Ну если знаешь, то зачем спрашиваешь? Леня смотрит на меня и вдруг тихо спрашивает:

— Значит, тебе пока еще ничего не сказали?

— Что мне должны были сказать? — я чувствую, что он уже не шутит.

— Двое ваших ребят погибли полчаса назад. Передали нам в УВД, что двое сотрудников группы Звягинцева погибли во время взрыва.

— Врешь, — хватаю я его за грудь, — кто, кто погиб?

— Я не знаю. Я думал, ты уже все знаешь.

— Где телефон? — бросаюсь я в соседнюю комнату и хватаю телефон. Быстро набираю номер подполковника. Аппарат отключен, сообщает мне бесстрастный голос дежурной. Набираю телефон Зуева. На этот раз аппарат не отключен. Но он почему-то не отвечает. Что происходит? Я вспоминаю, что третий телефон у Хонинова. Набираю его номер. Наконец-то мне отвечает капитан.

— Что у вас случилось? — кричу я, с трудом сдерживая волнение.

— У нас несчастье, Никита. Погибли двое ребят.

— Кто? — глухо спрашиваю я.

— Зуев и Байрамов, — говорит Хонинов, и у меня падает сердце.

— Как?

— Мы сейчас на месте, пытаемся разобраться. Они взорвались в квартире, которая принадлежала той самой суке, что сообщила нам о Коробке.

— А где Михалыч?

— Он поехал к Горохову, в управление. Догадываешься, зачем?

— Догадываюсь, — отвечаю я, — где вы находитесь?

— На Усачева. А ты где?

— Я на работе. Мне Ленька Свиридов все рассказал. Он сегодня дежурил.

— Поищи Михалыча. Мы здесь и без тебя справимся. Нас здесь трое, Влад не в счет, он с одной рукой. Попытаемся что-нибудь обмозговать.

— Понял, — бросаю я трубку, выскакиваю в коридор и сталкиваюсь с Михалычем. Лучше бы я его не видел. У него пепельно-серое лицо, и он смотрит на меня так, словно не узнает.

— Ты уже вернулся? — спрашивает он равнодушно.

— Да, я ее проводил и кассету достал… — пытаясь рассказать, я вытаскиваю кассету, но он меня не слушает. Эта кассета его больше не интересует. Он проходит мимо и идет дальше. И я догадываюсь, куда он идет. Так и есть, мы идем в другой конец, и он проходит мимо дежурного, даже не посмотрев в его сторону. Майор хочет что-то сказать, но, увидев глаза Михалыча, замолкает. Редко кто может выдержать такой бешеный взгляд нашего командира. Он входит в кабинет полковника, а я остаюсь в комнате с майором. Если этот майор хотя бы пикнет, я убью его собственными руками. Просто застрелю. Мы сейчас в таком состоянии, что с нами лучше не спорить. Потерять сразу двух ребят за одну ночь, даже трех с учетом ранения Дятлова, это не просто много. Это почти катастрофа. И поэтому я сижу в приемной и жду, когда выйдет наш командир. Пусть теперь полковник объяснит, каким образом он оказался на снимке вместе со Скрибенко. Пусть объяснит, что может быть общего между ним, полковником милиции, ответственным сотрудником Кабинета Министров и известным рецидивистом.

Если бы не гибель наших товарищей, объяснить это можно было чем угодно. Но после смерти наших ребят все изменилось. У майора Зуева была большая семья, Байрамов недавно женился, и у него был маленький ребенок. Если Горохов хотя бы чуть-чуть замешан в этом деле, он не доживет до вечера. Михалыч не тот человек, который разводит сантименты. Оружие у него есть. Он просто пристрелит полковника и только потом пойдет сдавать оружие.

— Что у вас случилось? — спрашивает майор, сидящий напротив меня. Он толстый и лысый, типичный кабинетный червь, но я презрительно молчу, решив дождаться, пока выйдет командир, и в ответ неопределенно пожимаю плечами. Дверь подполковник прикрыл неплотно, видимо, спешил, я слышу некоторые фразы, которые постепенно складываются в предложения, по мере того как собеседники начинают говорить на повышенных тонах.

— Значит, ты мне не веришь! — кричит Горохов. — Ты готов поверить этой фотографии?

— Я верю фактам, — кричит ему в ответ командир, — никто не знал, что мы выезжаем на задание и берем Коробка. В управлении об этом знали только несколько человек, в том числе и ты. А полную информацию имел только ты. Откуда они знали, что мы поедем к бывшей сожительнице Коробкова? Кто мог узнать ее адрес и оставить в квартире бомбу?