Сергей Костин - РАМ-РАМ

За моей спиной раздался смех. Кудинов, в отличие от меня, всегда умел увернуться, когда его хотели подмять.

— Фото! — воскликнул он. — Вы же позволите вас сфотографировать?

Я всегда ему завидовал.

Человек угрожающе перекосил лицо.

— Конечно, не стоит, — с такой же шутливой легкостью согласился Кудинов. И добавил по-русски. — Я же не в кунсткамере работаю!

Повелитель здешних мест молча протянул руку. Возможно, он и не говорил по-английски?

Я залез в сумку и протянул ему пачку, заклеенную ювелиром. Божество едва взглянуло на подпись и небрежным жестом бросило деньги на поднос, на котором стояло блюдо с какой-то массой, по виду напоминающей холодец. Потом его указательный палец сделал нетерпеливое движение, и провожатый подскочил к нему, взял с подноса такую же фигурку пляшущего Шивы, какую я получил от Барбары, и протянул мне. Я, нажав на нижние руки божества, раскрутил ее — в углублении лежала микроточка, похожая на пистон для игрушесного пистолета.

Владыка судеб снова погрузился в свои песнопения. Отвлекать его словами благодарности или прощания мы с Кудиновым сочли неуместным.

Обратный путь, поскольку уже знакомый, показался нам намного короче. Человек, разбивавший орехи, теперь уже лущил бобы. В Водном дворце явно жила не стая злобных обезьян — мы, кстати, ни одной так и не видели. Может, их съели представители следующего звена эволюции? Хотя эти все вегетарианцы!

Один из встретивших нас голодранцев в тюрбанах, опустив ноги в воду, сидел на ступеньках перед лодкой. Он протянул вверх руку, давая нам с Кудиновым возможность о нее опереться, но мы этой любезностью пренебрегли. Лешка, как и обещал, сел за весла, и я протиснулся за ним на заднюю скамейку. Кудинов оттолкнулся от берега, и наши провожатые повернулись к нам спиной. Они не сделали ни малейшего жеста, чтобы отметить наш отъезд, в их глазах ни разу не проскользнула искра интереса или просто жизни.

— Веселая компания! — подхватил вслух мои размышления Кудинов. — Предполагаю, что на том свете будет примерно такая же.

— Как ты плохо думаешь о людях! — возразил я. — Смотри, пока нас не было, тот парень вычерпал в лодке воду.

Действительно, дно лодки было почти сухим. Пятка моя уперлась в коробку. Только теперь из нее уже не торчала леска — похоже, в обмен на рыболовецкие приспособления островитяне посылали на континент плоды своего труда, может быть, орехи? И черпак не забыли оставить — вот он, на своем месте под сидением. Это человеческая жизнь в бедных странах ничего не стоит, а вот каждая вещь, даже сделанная из куска старой покрышки, имеет свою ценность. Мы такие разные! Тогда почему жизнь людей из западного мира, которая им самим кажется бесценной, здесь должна оцениваться так же?

Я хотел было проверить, что же было в коробке, но меня отвлек Лешка.

— Лодочник сидит на месте?

Действительно, сейчас начинался самый ответственный этап операции.

— Да, а ты смотришь за дворцом?

— Пока никакого движения, — успокоил меня Лешка. Он греб редкими сильными движениями, посылавшими лодку сразу на несколько метров вперед.

— А ты думаешь, они собираются выкатить на стену артиллерийскую батарею?

Я повернулся к удаляющемуся дворцу и принялся сканировать окрестности. Никого! Только птицы никак не угомонятся в кронах деревьев. Одна вещь мне не нравилась. Ювелир говорил, что вроде бы и продавец должен был уехать из дворца после сделки. В этом, по его словам, даже и был весь смысл: и они, и мы одновременно скользим по водной глади, на виду у проезжающих машин, чтобы ни одна сторона не могла реализовать какой-нибудь коварный восточный замысел. Однако продавец явно живет на этом острове, ждет сейчас своих бобов с орехами, а на открытой местности, в плоской лодчонке, в которой и нагнуться толком нельзя, мы с Лешкой представляли собой идеальную мишень. Как в том коридоре из сна, где выходы были блокированы вооруженными людьми. Вот он, один, спереди, на берегу, а кто-то сзади — и не один!

— Расслабься! — произнес Лешка. — Твой Господь не допустит ничего плохого. Я еще не передал своей бывшей деньги на декабрь.

Кудинов был разведен — в новой, российской Конторе это уже допускалось — и отдавал половину зарплаты на ребенка, десятилетнего сорванца Максима, которого он обожал.

— И что? — возразил я. — Твоя Таня просто получит не половину, а всю твою зарплату! Меня беспокоит, что по плану эти ребята должны были сейчас плыть рядом с нами.