Григорий Симанович - Отгадай или умри

Если бы Фима заглянул под стол, он увидел бы ноги Проничкина, обутые в войлочные обрезки валенок. Но Фима не опустил головы. Фима окаменел. У него не могло быть информации о деталях убийств Буренина и Ладушкина. Но и того, что увидел, было ему достаточно. Вполне достаточно, чтобы двигательный аппарат, дыхание, зрение – все, что функционировало еще мгновение назад, отказало, как обесточенное оборудование. Не отказал только ум профессионала, получивший заряд страха, но импульсивно сработавший логично и по ассоциации.

«Проничкин не пил вообще. Он видел следы. Он в цепочке».

Ефим Романович понял, что Юра мертв. Они прослушали телефон, знали о встрече и не хотели ее. Но почему Юра? Почему не он сам? Господи, что происходит?!

Он заставил себя сделать несколько шагов к столу и прикоснуться к кисти руки программиста. Холодная, но не ледяная. Он только что был жив. А вдруг… Фима лихорадочно припоминал методы экстренной реанимации. Но сперва пульс. Нет пульса. Попытался приподнять тело, ухватив под мышками. С большим трудом, но удалось. Он оторвал тело от стула и опустил, нет – скорее уронил, переоценив свои силы. Голова Проничкина глухо стукнулась о доски, и звук лишь усилил то ощущение нереальности происходящего, которое испытывал Фима в эти минуты. И все же он действовал словно по чьей-то команде свыше.

Абсолютно безвольное тело. Рубашка источает запах водки. Значит, прошло совсем ничего – десять-пятнадцать минут. Ни кровинки в лице. Фима приложил ухо к груди Проничкина. Сердце не билось.

«Единственный реаниматолог, который мог бы помочь, – Иисус Христос», – подумал Фогель. Он сходил в комнату, поискал маленькое зеркальце. Не нашел и приблизил к губам Юры свои часы. Стеклышко не запотело. Он стал делать искусственное дыхание, исходя из теоретических представлений об этой процедуре. Тяжелые руки лежащего неподвижно человека были совершенно послушны. Ничего не происходило.

Все. Надо что-то предпринимать.

Фима позвонил в милицию, но со своего мобильного – телефон на шкафчике в прихожей трогать не стал. Туман и ужас происходящего не затмили мозг до такой степени, чтобы забыть о хрестоматийных правилах, впитанных с книгами и фильмами детективного жанра: ничего не трогать на месте преступления. Он и так уже нарушил всем известное табу, стащив Юру со стула. Но он обязан был оказать первую помощь, попытаться. В соответствии с Уголовным и нравственным кодексом.

Ефим Романович Фогель едва различимым, хриплым от волнения голосом представился и кратко сообщил дежурному о случившемся: приехал к знакомому, тот мертв, пытался помочь, бесполезно, приезжайте, адрес… Переспросили только его фамилию. Велели оставаться на месте.

Фогель выполнил команду буквально, застыв у телефона и снова испытывая паралич воли и полную физическую беспомощность.

Шаги послышались, как ему показалось, через минуту после его звонка. На самом деле прошло десять. И это была не милиция. Вбежали двое следивших за ним милицейских оперативников – они вели Фиму от дома. Фамилия уже значилась на контроле дежурного центральной диспетчерской милиции. Информация мгновенно прошла дежурному в прокуратуру, а оттуда на мобильный следакам, торчавшим в машине у подъезда Проничкина. Они на бегу отзвонили Вадику Мариничеву, и тот примчался одновременно с бригадой криминалистов.

Жирафу хватило одного взгляда, чтобы понять: сериал продолжается. Бутылки, надкушенный огурец, энциклопедия, грубо укороченные валенки – и живой Фогель. «Живой, да не очень», – отметил про себя Вадик, наблюдая жалкую фигуру Ефима Романовича, лепетавшего первые показания одному из следователей. В какой-то момент до слуха Вадика донеслось «приехал со своим компьютером», он тотчас приблизился к Фиме и с извинениями попросил повторить.

– Вон тот процессор в сумке мой, я привез его…

– Понял, все понял, – немедленно отреагировал Жираф. Подозвал эксперта, попросил срочно снять отпечатки с сумки и процессора. Пока эксперт старался, Мариничев лично внимательно оглядел квартиру, труп, комплект предметов, ставших неизменными атрибутами уже трех убийств.

Услышав «готово», Вадик прервал допрос, каковой, собственно, пока и не продвинулся дальше личных данных Фогеля Ефима Романовича.

– Извини, Паша, завязываем, забираю его и эту сумочку в прокуратуру, а вы здесь работайте с экспертами и понятыми, опросите всех, кого можно, – соседей, во дворе, родственников…

– Обижаешь, – протянул коллега Паша Тыквин, стажем и опытом превосходивший Жирафа раза так в три.