Михаил Серегин - Воля под наркозом

– А-а. Сейчас лучше?

Весть о моем плохом самочувствии Катю нисколечки, ни капельки не проняла. Я разозлился и уже совсем спокойно сказал:

– Гораздо. Извини, что раньше не позвонил. Не мог, сама понимаешь.

– Ничего.

Ничего?! И это все?! Развод! Немедленно!

К реальности меня вернул чувствительный тычок под ребра. Я благодарно посмотрел на Чехова и нежно – мы тоже можем быть коварными, когда надо – поинтересовался:

– Когда мы можем встретиться? Я ужасно скучаю.

– Только не сегодня, – категорически отрезала Катя. – Сегодня я занята. Если хочешь, завтра.

Я проглотил равнодушно-вежливое «если хочешь», порадовался, что нет необходимости изобретать отмазку на сегодняшний вечер, а в трубку расстроенно сообщил:

– Какая жалость! А завтра не могу я – дежурство.

Катя устало и несколько раздраженно вздохнула.

– Тогда послезавтра, идет?

– Послезавтра? – переспросил я, Чехов кивнул. – Идет.

– Вот и договорились. Ты позвони мне послезавтра еще раз, хорошо? Где-нибудь часиков в пять-шесть. А сейчас извини, у меня дела.

Я отнял трубку от уха, машинально сказал в пространство:

– Хорошо, перезвоню.

– Ну? Что? – Чехов нетерпеливо отобрал у меня трубку, издававшую короткие гудки, повесил на рычажок. – Чего онемел?

– Полное равнодушие! – с чувством пожаловался я. – Договорились, что перезвоню послезавтра.

– Неспроста это, – глубокомысленно заключил полковник. – Что-то твоя стервочка задумала. Поехали, до дома подброшу.

Катю неожиданный звонок Ладыгина удивил, насторожил и даже в какой-то степени разочаровал. Каков наглец! Двое суток скрывался, а теперь звонит как ни в чем не бывало. Что же у него на уме? Конечно же ни в какую болезнь она не верила. Ежу понятно, что это только отмазка.

Может, стоило встретиться с этим красавчиком сегодня? И не тянуть резину. Вечер-то все равно свободный. Нет, встречаться с Ладыгиным сейчас Катя была не готова. Неожиданно обнаружились новые, доселе неизвестные обстоятельства, ясно свидетельствующие о том, что Ладыгин все это время мастерски морочил ей голову. Она тоже хороша. Попалась, как неопытная девчонка! Впредь наука – не надо быть такой самоуверенной. Но где же он прятался все это время, мерзавец? Небось отсиживался у своих сообщников!

Но главными сейчас остаются два вопроса: в каком состоянии Колесов и что они с ним делают? От ответов на эти вопросы зависела судьба многих людей. А также ее, Катина, жизнь. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что ее голова первая слетит с плеч. Слетит в прямом смысле.

Хотя, здесь она перегнула. Отрубать голову – это вульгарно, претенциозно и демонстративно кроваво. Нет, скорее всего, ее задушат. Или отравят. А может, инсценируют самоубийство. Да тут столько вариантов придумать можно! Не исключено, кстати, что с ней и посоветуются – народ-то не без юмора. Хотя и черного. Вежливо так поинтересуются: надо бы человечка одного убрать, подскажи, как лучше это дело обставить. Многим известна ее богатая фантазия насчет обстряпывания подобных дел.

Катя нервно рассмеялась.

Так, только истерик не хватало. Сейчас же взять себя в руки и думать, думать. Выход всегда есть, надо его только найти.

Перво-наперво необходимо проникнуть в больницу. Но как это сделать, не вызвав подозрения у персонала и, разумеется, не напоровшись на Ладыгина? Можно кого-нибудь подослать. К примеру, безобидного пенсионера-старичка. Есть у нее один такой на примете. Пусть потом ломают головы! Но это на крайний случай. Сначала надо попытаться пробраться в клинику самой. Она должна собственными глазами посмотреть на Колесова, иначе сомнения обязательно останутся.

А Ладыгина можно вывести из игры. Сделать это проще простого. А вот на время или на веки вечные, это она еще подумает.

День сюрпризов был сегодня не только у Кати, но и у Чехова. Он подвез, как и обещал, доктора, на всякий случай – береженого бог бережет – высадил его за два квартала от дома, а уехал только тогда, когда Ладыгин скрылся из виду. Из машины за передвижениями на оживленной улице особенно не понаблюдаешь, но Чехов добросовестно вглядывался в проезжающие машины и снующих пешеходов. Когда Ладыгин свернул за угол, он медленно, насколько позволяло движение, проехал вперед и едва не заработал пожизненное косоглазие, одним глазом следя за дорогой, а другим – за доктором.

Удостоверившись, что, по крайней мере, на этом отрезке пути Ладыгина никто не «опекал», Чехов медленно увеличил скорость и влился в поток машин. Сейчас особенно не стоило привлекать к себе ненужного внимания, поэтому до самой стоянки полковник ехал на редкость аккуратно, с соблюдением абсолютно всех и всяких правил дорожного движения. Так аккуратно, что даже самому противно стало.