Чингиз Абдуллаев - Этюд для Фрейда

– О чем вы задумались? – спросила его Римма.

– О еде, – честно ответил Дронго, – я подумал, что побывал почти в восьмидесяти странах и в каждой из них старался попробовать местную пищу.

– Нравилось?

– Не всегда. Люди иногда употребляют в пищу нечто такое, от названия которого другого человека может просто мутить. Но если вы привыкли к этой еде, то не видите в ней ничего необычного. Всегда нужно попробовать самому, чтобы узнать, нравится или нет.

– Вы любите экспериментировать, – поняла Римма, – и с женщинами тоже?

– Нет, – сразу сказал Дронго, – я слишком люблю женщин, чтобы так глупо экспериментировать. Женщины для меня – иная цивилизация, которую мужчинам трудно бывает понять. И я всю жизнь пытаюсь понять других женщин.

– Но вы не живете со своей женой, – напомнила Римма, – неужели у вас не бывает других женщин? Только не лгите. Вы такой видный мужчина.

– Бывают, – ответил он, – но не ради эксперимента. Мы пытаемся каждый раз узнать что-то новое, постичь некую закономерность жизни и смерти, ведь в конечном счете встреча двух существ разного пола – это таинство, зарождение жизни.

– Вы к этому так относитесь, – покачала головой Римма, – слишком целесообразно и научно. А любовь?

– Любовь – это попытка спастись от смерти. Остановить мгновение жизни, – он задумался, – но в конечном итоге очень редким людям на этой планете удается найти свою идеальную половину. Гармонии просто не существует. Каждый умирает в одиночку. Был такой известный роман Ганса Фаллады. Каждый из нас приходит в этот мир один, полный боли и страха. И каждый уходит тоже в одиночку, переполненный болью и страхом. В конце концов мы так устроены. Одинокими мы являемся в этот мир и одинокими уходим. А если там все-таки существует загробная жизнь, то и там, перед Богом, мы предстаем одни. Только в одиночку. Мы сами отвечаем за свои грехи, о которых часто не знают даже наши самые близкие люди.

– Вы не верите в любовь?

– Как раз наоборот. Любой из нас любит вопреки всему. Вопреки точному знанию о своей смерти, вопреки тому, что вечная гармония невозможна, даже вопреки тому, что одному из партнеров придется уйти раньше другого, и второй останется навсегда с этой болью в своем сердце. Может, Любовь – самое прекрасное, что есть у людей, ведь веру в Бога оспаривают атеисты и агностики, а Любовь признают даже они. Возможно, Любовь – это единственная религия, не знающая атеистов. Как и Смерть. Поэтому я, безусловно, верю в Любовь.

Официант принес две миски с супом. Положил фарфоровые ложки.

– Приятного аппетита, – пожелал Дронго своей партнерше, – хорошо еще, что нас не заставляют есть палочками суп. Честное слово, меня однажды заставили в Японии есть суп палочками.

Они успели пообедать за полтора часа и к двум уже были в городской прокуратуре, где их ждал Боголюбов.

– Вы одновременно адвокат всех свидетелей, которых я должен буду допрашивать? – неприятно усмехнувшись, спросил Боголюбов и, не дожидаясь ответа, пригласил их в другую комнату, где было все приготовлено для просмотра.

Римма испуганно оглядывалась по сторонам, словно ожидая увидеть возможного убийцу рядом с собой. Или какие-нибудь кошмары на экране. Но там проходили приветливые люди, которые здоровались и спешили по своим делам. Наконец появилась незнакомка. Она вышла как-то боком, поправив косынку. И пошла к выходу. Экран замер. Изображение показало ее обувь. Крупным планом. Дронго и Боголюбов одновременно взглянули на женщину.

– Нет, – уверенно сказала она, – нет. Это не ее обувь. Это совсем другая пара обуви. Она даже не похожа на ту, которая была у Галии. Совсем другая обувь, хотя тоже от Гуччи.

– Покажите еще раз ее в движении, – попросил Боголюбов.

– Нет, – уверенно ответила еще раз Римма, – это совсем другая пара. Господи, какое счастье. Я уже беспокоилась. Думала, что воровка была где-то рядом со мной. Или убийца. Как хорошо, что я сама сюда приехала. Нет, конечно, это не ее пара. Совсем другая обувь. Абсолютно точно. Ой, бедная Галия. Она, наверно, подумала, что ее обувь украл кто-то из нас. Какой ужас! Она сама куда-то положила свою обувь. Можете не показывать, я уверена, что это совсем другая обувь. У Галии были логотипы сверху, а на этих туфлях такого нет. И потом, мне кажется, что у Галии нога чуть больше. Кстати, я не подумала об этом. Вы знаете, что у нее размер ноги тридцать девятый? А у меня тридцать седьмой. Зачем мне в таком случае воровать ее обувь? Я только сейчас вспомнила об этом. Нет, нет. Никто не влезал к ним в загородный дом. Теперь я в этом уверена. У меня прямо отлегло от сердца.