Марина Серова - Русская мышеловка

— Полиция! — завопила Тамара Вострецова.

Полицейский комиссар прибыл в «Шварцберг» спустя три часа после звонка Альдо Гримальди в полицию. Был он упитан, невысок, с большим уютным животом, и казался братом хозяина — по крайней мере, двоюродным. Может, все дело в том, что оба — уроженцы здешних мест?

Комиссар выбрался из кабины подъемника, передернулся на холодном ветру и поспешил укрыться в тепле. На труп, так и лежащий посреди лыжной трассы, толстяк бросил всего один беглый взгляд. Поскольку время перевалило за полдень, погода начала портиться, следуя местной традиции. Побоявшись, что тело занесет снегом, мы с норвежкой обозначили лыжными палками место, где из-под наста торчала рука.

Но комиссара покойник ничуть на заинтересовал — гораздо больше господина Розенблюма влекла возможность допросить постояльцев. Он попросил гостей собраться в столовой. Но семейство Кабановых в полном составе (и, конечно же, вместе с охраной) проигнорировало его требование. Синьора Фаринелли с дочкой тоже отсутствовали.

— Давид Розенблюм, комиссар полиции, — так представился вновь прибывший, поправляя под мышкой толстый, туго набитый портфель. Сняв длинную, до колен старомодную куртку и размотав шерстяной яркий шарф, полицейский комиссар остался в твидовом костюме. Был даже жилет, а из кармашка свисала довольно толстая серебряная цепочка. Такое чувство, что этот господин явился в «Шварцберг» не из городка под горой, а прямиком из 1910 года. А уж когда Давид достал трубку, деревянную изогнутую трубку, и положил ее на стол перед собой, мне показалось, что сейчас заиграет музыка, по экрану побегут титры, и я окажусь в одном из своих любимых фильмов в жанре классического детектива.

Комиссар поудобнее устроил портфель на столе рядом с трубкой, обвел взглядом собравшихся и сообщил:

— Дамы и господа, мне жаль, что ваш отдых в «Шварцберге» нарушен таким ужасным происшествием. Я не побеспокою вас больше, чем это необходимо, но вы понимаете — преступление есть преступление, и расследование должно вестись по правилам.

Давид обвел молчаливых постояльцев взглядом и жизнерадостно заявил:

— В конце концов, полицейских формальностей никто не отменял.

Вперед выступил хозяин. На господина Гримальди было больно смотреть. Он походил на человека, из которого вынули позвоночник и который держится прямо только силой привычки. Делая руками округлые жесты, Альдо забормотал:

— Господин комиссар, репутация моего отеля… безупречная в течение почти четверти века… и совершенно непредвиденная трагическая случайность… я искренне надеюсь, это не нанесет урона… не побеспокоит гостей…

— Посмотрим, — оскалил желтые прокуренные зубы комиссар и сразу перестал походить на персонаж классического детектива. Стало понятно — дядька этот тертый, бывалый, жесткий и не склонный к излишним сантиментам. Было бы странно, если бы полицейский — пусть даже и швейцарский — оказался другим. Тот, кто ежедневно сталкивается с человеческой злобой, алчностью, агрессией и прочими малоаппетитными чертами, поневоле наденет на сердце броню, каким бы идеалистом он ни был в юности, выбирая профессию. Теперь Розенблюм нравился мне гораздо больше. Надеюсь, он быстро и по-деловому разрешит загадку убитого «афганца».

— Мне нужно осмотреть место происшествия, а затем отправить тело в город, где его осмотрят эксперты. Но сначала я бы хотел побеседовать с гостями отеля. Особенно меня интересуют те, кто присутствовал при находке тела. Кстати, кто именно его обнаружил?

Взгляды всех присутствующих, как опилки к магниту, притянулись к моей персоне. Глаза комиссара вспыхнули азартом ищейки. Ох, чувствую, изобразить простодушную невинность не получится. Этот Розенблюм, кажется, очень любит свою работу. Я, конечно, уважаю его как профессионал профессионала, но нервных клеток он мне попортит изрядно. Ничего, мы тоже не маргаритки на лугу.

— Могу я узнать ваше имя? — любезно осведомился толстяк.

— Евгения Охотникова. Из России, — вздохнула я, сразу расставляя точки над i. Однажды я — совершенно безвинно, кстати! — провела неделю в тюрьме города Франкфурта, потому что меня заподозрили в принадлежности к «русской мафии». Но Давида «русский след» ничуть не заинтересовал — комиссар приятно улыбнулся мне и сообщил:

— Тогда с вас и начнем.

Я тяжело вздохнула. Ладно, чем скорее с неприятными формальностями будет покончено, тем лучше для всех. У меня в голове уже сложилась сильно отредактированная версия того, что произошло в «Шварцберге» на самом деле, и я была готова изложить ее комиссару по первому требованию.