Ольга Тарасевич - Тайна перстня Венеры

Официальную трактовку ей озвучили такую: Андрей застрелен при попытке к бегству.

Мне кажется, Яковлев бежать не мог, с ним просто самостоятельно расправились, без суда и следствия. Или он кого-то здорово подсадил на коня, или просто с ним не захотели возиться.

У нас, насколько я знаю, такой самосуд с формулировкой «застрелен при попытке к бегству» практикуется, когда преступник – злодей в высшей степени, а доказательств вины – кот наплакал. Или когда по делу несколько человек проходят, доказательств нет – тогда один якобы погибает при попытке побега, и на него всех собак вешают, а подельники минимальные сроки получают. Но последнее, конечно, происходит, когда родственники кому надо как следует «откатят».

Не знаю, что там произошло в участке.

Не понимаю, какими соображениями руководствовались полицейские.

Не думаю, кто прав, не думаю, кто виноват.

Просто радуюсь тому, что я жива. Наслаждаюсь каждой минутой. Предвкушаю, что вот теперь я последний раз окунусь в море – а вечером уже будет Москва, и мои собаки, и муж, любимая моя костяная ножка. Уезжать не жалко. Во-первых, здесь все время творился какой-то бардак. Во-вторых, соскучилась по своим. В-третьих, погода портится. Вчера на море случился жуткий шторм, волны снесли даже несколько находящихся близко к берегу зонтиков. Сегодня море не такое буйное, но солнца не видно, небо затянуто свинцовыми тучами, из которых иногда проливаются тяжелые теплые капли.

Только бы в аэропорту все прошло нормально. Улететь вовремя, удачно добраться. Собак потискать. Мужа обнять. Вот чего хочу. И все это будет. Скоро!

– Натусик, пора. – Лера, нахмурившись, стягивает шорты. – Через пятнадцать минут уезжаем, а надо еще соль смыть и полотенце сдать.

Светик рывком снимает сарафан и бежит в холодные неприветливые волны.

Девчонки правы: напоследок надо искупнуться.

Только вот этот ветер…

Все, решилась. Сбросила одежду, сняла сланцы, обняв себя за плечи, ковыляю.

Не может быть…

Как здорово!

Вот оно, мое счастье!

Море напоследок решило меня порадовать!

Сначала я не поняла, что за странный предмет вынесло волной на берег. Потом подумала, что кто-то потерял украшение, и его оплели водоросли. А потом я просто его узнала.

Тот самый перстень.

Теперь он на моем пальце.

Соленая морская вода сделала его немного тусклым, но я думаю, что смогу вычистить украшение.

Главное – пройти досмотр в аэропорту. Впрочем, Таня права: кольца пассажиров вроде бы пристально не рассматривают…

В автобус, везущий нас в аэропорт, набилось слишком много туристов. Свете даже пришлось присесть Лере на колени. А еще говорят, что не бывает женской дружбы.

– Натусик, ты чего такая сияющая?

– Лерик, ты че, не понимаешь? Она представляет, как к своему мужику приедет и его сразу же оприходует.

У меня уже нет сил ни смеяться, ни обижаться. Я незаметно поглаживаю сумку и улыбаюсь. Не забыть бы перед прохождением контроля нагло надеть перстень на палец. А муж – легок на помине, звонит.

– Привет, Феликс!

У меня невольно вырвалось это странное имя, и я испугалась.

– Феликс? – в голосе мужа послышались растерянные нотки. – А кто это у нас Феликс?!

– Понятия не имею! – честно ответила я. – Не обращай внимания. Ты же меня знаешь, вечно что-нибудь как ляпну…

Дерьмо ( англ. ).

В Римской империи так называли публичный дом.

И женское, и мужское нижнее платье.

Женская накидка.

По свидетельствам современников, система отопления – гипокауст – появилась только в период поздней Империи в самых богатых домах. Короткие зимы превращались в настоящее бедствие, даже император Август носил в холода по четыре туники.

Внутренний дворик, имевшийся в большинстве жилищ. В эфесском публичном доме он использовался как зал для беседы с клиентами. Спальни находились на втором этаже.

Прием пищи в те времена осуществлялся в полулежачем положении.

Напиток из смеси вина, воды и меда, иногда подогреваемый.

В некоторых источниках утверждается, что публичные дома всегда строились слева от порта, якобы отсюда небезызвестное «пошел налево».

Посещение и бани, и публичного дома было доступно даже рабам.

Алтарь для семейных богов.