Холодок пробежал по спине Алексея, и он приподнялся на локте, всматриваясь в лицо Эстель, такое призрачно-бледное на фоне белой подушки, такое зыбкое в предрассветных сумерках парижской осени. Что ему сделать, что сказать, чтобы она поняла: все, что происходит сейчас с ними, – и есть настоящее! Как мало еще они знают друг друга… Но, пока он подыскивал слова, она уже закусила упрямо губу и, искоса посмотрев на него мерцающими глазами (господи, испугался Алексей, надеюсь, она не плачет?!), проговорила:
– Ты не должен считать нас теперь связанными больше, нежели тебе бы этого хотелось. Мы взрослые современные люди, не правда ли? И мы оба знаем, что у женщины и мужчины может быть масса поводов для того, чтобы оказаться вместе, и помимо неземной любви…
Он рывком приподнялся в постели и сел рядом с ней, охватив колени руками. Алексея вдруг испугала и раздражила эта прямота Эстель, ее попытки во что бы то ни стало поставить точки над «i», стремление дать определение всему происшедшему. Зачем ей это, поморщившись, как от сердечной боли, подумал он? Мы и в самом деле уже слишком взрослые для таких детских игр. Не хватало еще, чтобы она и впрямь заплакала и сказала: «Я знаю, ты не сможешь меня теперь больше уважать…» Ноющим шестым чувством он знал, что она права – права сто, тысячу раз! – и чувства, как бы прочны они ни были, все-таки нуждаются в словесном подтверждении. Но он не мог сейчас еще ничего сказать ей: привязанность к ней, любовное притяжение уже и в самом деле жили в нем, но слова о них не успели вырасти и окрепнуть в его душе, и ему, как всякому мужчине, нужно было время, чтобы взлелеять и вырастить их, придать им силу и позволить, наконец, прорваться наружу сквозь шелуху извечного недоверия к женщине, сквозь груз его недавнего горя, старых обид и былых печальных непониманий…
А Эстель все так же лежала перед ним среди смутно белеющей, прохладной белизны постели, и брови ее были нахмурены, а тонкие пальцы нервно переплетены между собой. Он вздохнул, чувствуя, что пора уже наконец сказать что-нибудь, набрал побольше воздуха в легкие и – не успел: женщина вдруг стремительно и гибко поднялась с кровати и, закручивая на ходу волосы в тугой узел, подняв с пола что-то невесомое и прозрачное, сброшенное ею несколько часов назад, пошла к двери.
Алексей не поверил собственным глазам – не может же она вот так, просто, уйти и оставить его одного в этой спальне? – но дверь уже заскрипела, и шаги Эстель, казалось, вот-вот навсегда затихнут в гулкой тишине этого огромного дома. И тогда, почувствовав, что вот-вот она навсегда растворится в его прошлом, навсегда окажется потерянной для него только оттого, что он не нашел вовремя нужных слов, Алексей рванулся следом за ней и успел, сумел, умудрился-таки уцепиться за ее руку, вновь почувствовав себя рядом с ней ребенком, нуждающимся в ее опеке и защите.
– Постой, – сказал он задыхающимся и сбивающимся, как после быстрого бега, голосом, – не нужно уходить, прошу тебя. Прости меня, я не хотел тебя обидеть…
Она повернула к нему изумленное лицо, и с облегчением, как после отмены смертного приговора, он вдруг сообразил, что, кажется, ошибся в истолковании мотивов ее ухода. Алексей выпустил ее руку, которая тут же, мягко поднявшись, коснулась его щеки, и уловил одновременно терпкий запах ее духов и ее взгляд – какой-то новый, совсем нежный и немного насмешливый.
– Но ванной-то ты разрешишь мне воспользоваться? – Эстель смотрела на него, чуть приподняв в полуулыбке уголки губ, и говорила так спокойно, что ему стало неловко за собственную вспышку эмоций. – Или ты больше никогда, никуда меня не отпустишь?
Он радостно закивал головой, совсем позабыв, что еще минуту назад он пугался ее прямых вопросов и нахмурившегося лица. А Эстель, ощутив его чистую радость, хлынувшую на нее прямым потоком, наконец улыбнулась уже по-настоящему и, обвив его шею руками, приблизив к его глазам свои внимательные, нежные глаза, шепотом спросила:
– Так ты действительно испугался, что я уйду, Алеша? Неужели ты думаешь, что я могу теперь уйти из-за простого недоразумения, из-за любой мелкой обиды? Неужели ты не понял, что для меня все случившееся серьезно, очень серьезно, слишком серьезно?..
Он снова молчал, охваченный странным волнением, опять не в силах подыскать ни слова и не зная, как выразить ту боль, страсть и надежду, которые жили сейчас в его сердце. Истины открывались и снова прятались от него так внезапно, чувства сменялись в нем с такой пугающей быстротой, что он хотел – и не мог, не умел вымолвить ей хоть что-нибудь определенное, наверняка зная лишь одно: он ни за что не позволит себе потерять еще и эту женщину. Он не станет, не посмеет ее ни с кем сравнивать – судьба не прощает такой дерзости, это он помнил еще слишком хорошо; он не станет и удерживать ее помимо ее воли – все будет так, как она захочет; но он сделает все, чтобы она сохранилась в его жизни в любом качестве, в каком ей только заблагорассудится – любовницы, подруги, а может быть, даже жены…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу