Анна Данилова - Вспомни обо мне

– Толя, успокойся. Скажи, кто и когда заколачивал гроб с телом Веры?

– Марк, ну что за вопросы ты задаешь мне на ночь глядя? Тебе совсем не жалко меня?

– Пойми, это важно. Я хочу понять, в какой момент твоя жена, притворившись мертвой, выбралась из гроба… Ведь тот парень, который оказался там, может и не иметь отношения к вашей истории, его могли похоронить позже. Предположим, Вера подкупила работников похоронного бюро, которые помогли ей покинуть гроб. Зная, что гроб пустой, они могли положить туда, позже, какой-нибудь криминальный труп. Так когда заколачивали гроб?

– После того, как все, кто стоял во дворе дома, простились с ней. Конечно, не я заколачивал, а парень из похоронного бюро. Потом они устроили гроб в катафалк, это машина такая длинная, вроде лимузина.

– Ты поехал в этой же машине?

– Нет. Я должен был запереть квартиру, позвонить в кафе, где заказывал поминки. Я приехал на кладбище чуть позже всех.

– Значит, в машине, где находился гроб, были лишь работники похоронного бюро?

– Ну да.

– А это означает…

– Я понял, Марк. Если они действительно были подкуплены Верой, то они могли выпустить ее из гроба где-нибудь по дороге.

– На кладбище гроб не открывали?

– Нет.

– А тетка? Она там была?

– Да. Она плакала и смотрела на меня так, словно это я убил ее племянницу. Говорю же, она ненавидит меня.

– Ну вот тебе и ответ на вопрос…

– Значит, это Вера. Я же говорил! И записку она написала, хотя – почерк, конечно, не ее.

– Она могла попросить написать записку любого постороннего человека, – заметила сидящая в глубине машины Рита. – Но что-то мне и теперь не верится, что это она.

Марк попрощался с Концевичем, пожелав ему спокойной ночи.

– Ну что, моя прелестная сыщица, домой?

– Домой. Может, правда бросить все и отправиться в теплые края? Так надоел этот дождь, этот холод!

– Я тебя согрею. – Марк взял ее ладонь в свою и крепко сжал.

С тех пор как Михаил переехал на свою квартиру, жизнь Юлия Нольде сильно изменилась. Он остался совершенно один. И хотя они часто перезванивались и встречались с сыном, все равно тяжело было возвращаться домой, в пустую квартиру, где его ждала тишина, холостяцкий ужин, книги и телевизор. Изредка здесь появлялись женщины. Как правило, его больные, причем те, с которыми он поддерживал отношения в течение длительного времени. Однако ни одна из его любовниц на роль жены не подходила.

Большую часть его жизни занимала работа, его пациентки и желание помочь им. Однако, что бы он ни делал, как бы ни старался, все его усилия казались ему ничтожными по сравнению с тем, что мог он сделать для Веры Концевич. И не сделал…

Он много раз возвращался к этой болезненной теме и спрашивал себя: правильно ли поступил, отказав ей в помощи? И на самом ли деле он виноват в том, что случилось потом? И всегда ответ был один и тот же: Вера умерла от гепатита, от осложнений, вызванных выкидышем. От потери крови, наконец. И виноват в том, что произошло, тот парень по имени Алексей, который превратил жизнь молодой беременной женщины в ад. А еще, косвенно, муж Веры, Анатолий Концевич, который не поверил, что ее преследуют, и не предпринял ничего, чтобы ей помочь. Это все.

Однако был человек, который знал изнанку этой истории и принял в ней непосредственное участие. И этот человек, к несчастью Юлия Михайловича, был постоянно рядом с ним, и когда Нольде смотрел ему в глаза, то всегда видел в них укор. Это был его сын, Михаил. По мнению Нольде – старшего он три года назад совершил безрассудный поступок, сам же Михаил считал, что поступил правильно, и теперь, как казалось отцу, смотрел на него сверху вниз…

Хотя на самом деле все было, конечно, не так. И Михаил никогда и ни в чем не обвинял отца. Все это было плодом воображения Нольде, помноженного на чувство вины перед Верой Концевич. Это чувство, жило в нем постоянно. Возможно, так случилось потому, что он с юности хотел стать идеальным врачом, которого невозможно никогда и ни в чем упрекнуть. Он все делал для того, чтобы, достигнув определенных высот профессионализма, остаться при этом человеком, способным вылечить не только тело пациентки, но и душу. Тот цинизм, который настигал в разное время его коллег-гинекологов, не коснулся Нольде по простой причине: он осознанно хотел быть выше всех врачей, которые в душе ненавидели или презирали больных. И так получалось, что он строил карьеру, тщательно анализируя каждый свой шаг, каждый поступок, и что его доброта тоже была спланирована, обдумана.