Анна Данилова - Комната смеха

Я хотела ее увидеть. А вдруг я узнаю ее? Может, по фотографии, которую мне показывал Гарманов, я не узнала, а живую – узнаю? Или отреагирую на ее голос? Может, это какая-нибудь старинная приятельница моей мамы, к примеру? Или наша бывшая сотрудница, вахтерша, предположим?

И она открыла. Почувствовала, наверное, в моем голосе упрямство и поняла, что я так просто не оставлю ее в покое. К тому же если она ни при чем, то что ей стоит ответить мне на довольно простые вопросы?

– Вы кто? – услышала я усталый голос.

На пороге стояла высокая худая старуха, очень бледная, с голубыми кудряшками на голове и в голубом халате. Губы ее были плотно сжаты. Она смотрела на меня страдальческим взглядом человека, которому пришлось много пережить.

– Я – одна их тех девушек… – сказала я и почувствовала вдруг, как меняется взгляд старухи. От нее пошло какое-то тепло. Дверь распахнулась, Людмила Борисовна взяла меня за руку и втянула за собой в квартиру:

– Проходи… Ты как же дошла? Мне сказали, что ты вся изранена.

– Понимаете, я ничего не помню, – всхлипнула я. – Ничего. И я подумала, что, может, если окажусь у вас, в вашей квартире, то вспомню лица этих гадов…

– Заходи, милая, заходи. Извини, что не впускала. Я сама места себе не нахожу… На старости лет такой ужас пережить. Представляешь, прихожу, а в доме – чужие люди… Под окном – девушки лежат… в крови… Никогда не забуду.

Конечно, она была здесь ни при чем. Это было понятно сразу. Открытое чистое лицо с ясным взглядом голубых глаз. Вокруг вообще было много голубого: занавески на окнах, покрывало на кровати.

– Вы не можете мне рассказать, что увидели тут, когда вернулись из поликлиники? Где была кровь? Следы? Водка? – Я решила воспользоваться той информацией, которую мне предоставила словоохотливая соседка.

– Ты сядь сначала, успокойся. Хочешь чаю?

Я молча кивнула головой. Меня всю колотило. Я смотрела по сторонам, но ничего не узнавала. Кроме того, в голову мою снова полезли мысли о тех странных приступах-наваждениях, которые появились у меня после перенесенного мною стресса. Ведь это были не обрывки сна, а что-то другое, непонятное, страшноватое, но очень похожее на правду. Фрагменты сцен из чужих жизней. Я, прикоснувшись к чужим вещам или надев их, на какие-то мгновения становилась тем человеком, кому они принадлежали, и испытывала те чувства, что и они, видела и слышала то же, что и они. Понятное дело, рассказывать об этом я никому не собиралась, но кто бы знал, как же мне хотелось снова и снова проверять мои предположения… А что, если в моей голове после падения повредился или сместился в сторону какой-то участок головного мозга, и теперь я мыслю несколько иначе, чем другие? Я изменилась. Я чувствовала это. И разве сам тот факт, что я спустя несколько дней после того, как меня изнасиловали и избили, спокойно перемещалась в пространстве вместо того, чтобы лежать в больничной палате, не говорил о том, что мой организм неведомым мне образом защищает меня и не дает уйти в себя, уйти в болезнь и тоску по Баське? Да, я много плакала, слезы так и текли из моих глаз, но я прекрасно отдавала себе отчет в том, что жизнь моя из-за этой трагедии не закончится. Что для начала мне важно будет найти убийцу Баськи, а уж потом жизнь сама подскажет, как мне жить дальше. Была, правда, и еще одна странность, которую я раньше за собой не замечала: мои страхи. С одной стороны, то, что произошло со мной, я воспринимала как здоровый человек, который надеется, что время залечит как физические, так и душевные раны. Но, с другой стороны, время от времени на меня наползали, как кладбищенские черви, страхи перед смертью. И мне было трудно себе представить, что было бы со мной, если бы Гарманов, удивительно понятливый и добрый человек, не согласился провести хотя бы мою первую ночь после больницы рядом.

…Людмила Борисовна принесла чай, варенье, пирожки.

– Диван был разложен, – сказала она, стараясь не смотреть мне в лицо. – На нем – кровь… Много крови. Диван я попросила вынести из квартиры, поближе к мусорным бакам. На столе была бутылка с остатками шампанского и два бокала. Это мои бокалы… – Она задумалась, не понимая, видно, зачем говорит мне о таких деталях. – Окно было распахнуто, на подоконнике размазана кровь…

– А вещи? Наши вещи?

– Нет. Ничего не было. Может, к тому времени, как я вернулась, что-то успели уложить в пакеты, они же все укладывали: окурки, бокалы с отпечатками пальцев…

– На нас не было одежды?