Анна Данилова - Цветы абсолютного зла

Но ему никто не ответил. Его лишь подтолкнули в спину и вывели из лечебницы, посадили в машину с зарешеченными окнами и увезли…

Шубин, Женя, Корнилов и Земцова с Патриком вышли на улицу. Подъехала еще одна машина, из нее вышла одетая в норковую шубу немолодая уже темноволосая женщина с ярко накрашенными губами и, представившись Изнаировой Ларисой Ренатовной, владелицей лечебницы, поднялась на крыльцо. Она казалась испуганной, но все же не настолько, чтобы совсем растеряться и не суметь выделить среди всех человека, на ее взгляд, главного, который смог бы ответить на ее вопрос: что здесь происходит? Она безошибочно определила, что ей нужен Корнилов, и удалилась с ним в кабинет.

– Виктор Львович, – заглянула туда Земцова. – Мы по домам…

– Да-да… Хотя подожди… – Он вдруг поднялся со своего места и вышел к ней в коридор. – Слушай, ты говорила о свидетельнице, которая все видела… Но как тебе удалось найти ее? И сможет ли она давать показания?

– Я думаю, Абросимов вам и так все расскажет, во всех подробностях, но прежде, конечно, придет немного в себя и попросит адвоката… Если жена его пожалеет, будет ему хороший адвокат, а если нет, сами понимаете… Что касается свидетельницы, то ее адрес и телефон я дам вам завтра. Я сейчас очень устала… Виктор Львович, теперь, надеюсь, я вам ничего не должна?

– Брось… Это же была шутка. Я бы и так приехал. Тем более что это моя обязанность… – Он быстрым благодарным движением пожал ей руку. – Пока. Спасибо всем. Родина вас не забудет.

Юля передала эти слова Шубину.

– Спасибо и за это, – усмехнулся Игорь, в душе не переставая презирать Корнилова. Но он восхищался Земцовой и теперь смотрел на нее теми же влюбленными глазами, как и несколько лет тому назад, когда они были так близки и он уже считал ее своей. Ревность к Патрику, который постоянно сопровождал Юлю и, казалось, мог только мешать ей, захлестнула его с головой. – Как ты вышла на убийцу? Я ничего не понял из телефонного разговора…

Вот и все скупые слова, которые нашлись, чтобы выразить свой восторг и восхищение Земцовой.

– Мне Патрик помог, – улыбнулась она, сама того не понимая, что дразнит его или даже причиняет боль. – Понимаешь, мне надо было принять решение, и вот только сегодня, замучив его окончательно (она бросила словно сквозь Шубина на Патрика, стоящего неподалеку, нежный взгляд), я вдруг поняла, чего хочу.

– И чего же?

– Покоя. Душевного покоя, понимаешь? Тихой, размеренной семейной жизни. Я же по натуре не экстремалка, ты знаешь. Просто увлекающийся человек. Я уеду, Игорь. Заберу дочку, няню и поеду с Патриком к нему, выйду за него замуж.

– А как же Крымов?

– А как же я? – Она пожала плечами. – Ему все равно, где я, что со мной, так почему же я должна не спать ночами, представляя его в объятиях какой-нибудь американской, французской или немецкой шлюхи? Он всегда был таким, уж тебе ли не знать… Он всегда жил своей жизнью и никого не подпускал к себе близко.

– Но ведь вы же так любили друг друга. Ты уедешь, а вдруг он начнет тебя разыскивать?

– Да я сама ему позвоню и обо всем расскажу.

– Ты не боишься за Патрика?

– Крымов – не убийца, он не станет стрелять в него из ревности. Может, он даже вздохнет с облегчением, узнав, какой груз свалился с его плеч… Он не семейный человек. Но он такой, какой есть… Игорь, ты извини, но у меня нет сил даже говорить. Думаю, что завтра или послезавтра, в зависимости от того, когда у нас на руках будут билеты, вы с Женей приедете ко мне, и мы устроим прощальный ужин.

– И ты уедешь насовсем?

– Разве я куда-нибудь когда-нибудь уезжала насовсем? Я очень постоянна в своем непостоянстве, ты же сам знаешь…

Седьмого марта, в час ночи, с трапа самолета сошел мужчина с охапкой роз в руках и большой дорожной сумкой. Желтое такси весело подмигнуло ему, едва он миновал стеклянные двери и вышел из здания аэропорта на свежий воздух; закинув сумку и букет на заднее сиденье, он сел рядом с шофером, не переставая поражаться необъятным формам толстяка-таксиста, и сказал, куда его отвезти.

– Понял, – сказал таксист. – Вы не возражаете, если я сделаю музыку погромче?

– Нет, пожалуйста… Я все равно не хочу спать, так хоть музыку послушаю…

Сначала они ехали молча, потом перебросились парой фраз, и разговор потек легкий, интересный, даже веселый.

– Правда, мы, мужики, Восьмого марта ведем себя как форменные идиоты, – говорил таксист, давя на газ и радуясь тому, что машина почти летит по сухой, безопасной трассе навстречу загородным перелескам, полям. – Моем посуду, стираем, дарим цветы, как будто это нельзя сделать в любой другой обычный день? Я вот, к примеру, честно признаюсь, что мне как-то стыдно нести в руках цветы. Я даже не знаю, как их правильно держать. Несу их, как веник.