Виктор Федотов - Высота

- Тяжело ему. На высоте он со своим батальоном окопался. На этой, как вы ее называете - "Сердце", что ли? Черт знает что за название. Вот, гляди. - Кузьменко повернулся лицом к высоте, макушку ее отсекал жиденький пласт тумана, хотя она и не была слишком высокой. - Там он, на другом склоне зарылся. Бой ведет пока только с пехотой. Сообщает, танки сосредоточиваются, немцы готовят мощную атаку. Сомнут. А там дальше, за высотой, у них пеленгаторные и радиолокационные установки. Им к морю выход нужен, вот и рвутся из окружения. Ошалели. Ничего не пожалеют. А на пути у них - высота. И Буров.

- Ясно, товарищ старший лейтенант.

- Еще орудие Корякина пойдет. Подниметесь на высоту, выберете позицию. Стоять надо, держать высоту. Во что бы то ни стало держать. Комдив сказал, живые ли, павшие - Героями станете. Я уже отдал вашему взводному все распоряжения. Вот только молод он у вас... Ну, одним словом, все сам понимаешь, Николай Иванович, - главная надежда на тебя.

Кузнецов в свои неполные двадцать три года каждый раз стеснялся, когда командир батареи называл его по имени-отчеству. Но с другой стороны, это придавало уверенности, рождало чувство ответственности и за выполнение задания, и за ребят из своего орудийного расчета. Как-никак, а именно ему, никому другому, надо руководить ими в бою - еще не каждый из шести человек понятен ему целиком и полностью, некоторые пришли совсем недавно. Вот только наводчик Глазков - кремень, и глаз у него верный, точно фамилию ему специально для такого дела дали. И силач редкий - их 76-миллиметровое орудие один набок заваливает. С Глазковым Кузнецову повезло - наводчик он отменный, а в бою это уже больше полдела.

- Ясно, товарищ старший лейтенант, - еще раз сказал Кузнецов. - Ну, насчет Героев - лишнее, конечно. А дело свое сделаем как надо.

- Давай, Николай Иванович. Бери полный боезапас - и давай.

И Кузьменко опять, теперь уже на прощанье, пожал своей озябшей рукой узкую, но очень крепкую руку Кузнецова.

"Что ж, значит, бой с танками, - рассуждал Кузнецов, направляясь к своему орудию. - Кому-то из нас суждено сложить здесь голову. Очень уж вымотались ребята за последние дни. После Севастополя, считай, пятый расчет меняю: кто убит, кто ранен, кто контужен... А теперь еще горше терять людей - война вроде бы к концу подвигается. Всякому охота дойти до этого конца. Да не всякий дойдет... Ребятам по ночам чаще сны стали сниться, сами говорят. О доме сны. Рассказывают друг другу, полушутливо вроде бы, а в глазах нет-нет да и промелькнет надежда и тревога: дескать, доживем ли..."

Думал Кузнецов и о себе, скользя кирзачами по скользкой, размытой дороге, припорошенной снежной слякотью, обходя зябкие лужи. Но странно, о себе ему думалось как бы в третьем лице. Сиюминутные заботы, свалившиеся сейчас на него, после разговора с Кузьменко, эта высота, где предстоял, судя по всему, нелегкий бой, заслоняли собой личное, и оно отдалялось, воспринималось несколько отвлеченно, а потому и неопределенно. Нет, каждый на войне не может не думать о себе, о своей судьбе и жизни, особенно перед близким боем. Как он сложится? Останешься ли в живых, выйдешь раненым или не выйдешь вовсе? Такие мысли не прогонишь, они назойливо лезут в голову, а порой и одолевают. Но по-разному приходят они к разным людям. Одно дело - к бойцу, у него все наготове, лишь жди команды и выполняй ее, действуй умело и смело, по обстановке; другое дело - к командиру, ему надо многое решить перед боем, и в первую очередь продумать, как выиграть этот бой и выиграть с наименьшими потерями. Эти заботы не дают ему порой времени подумать о себе. Личное как бы отодвигается на второй план, становится неглавным.

Кузнецов осмотрел орудие Корякина, свое стояло метров на пятьдесят дальше. Видно, только что привезли горячий обед, и расчет, примостившись кто где, обедал. Тут же был и взводный, молоденький лейтенант, совсем недавно пришедший из училища. С котелком и ложкой в руках, с поднятым воротом шинели (все сыпал и сыпал дождик со снегом), он вылез из кабины "студебеккера", груженного боезапасом, подошел. Подошел и сержант Корякин.

- Садись с нами! Поешь.

- У себя, - ответил Кузнецов, - тут рядом. Ну что, на высоту?

- На высоту, - Корякин вздохнул озабоченно: - Крутоват подъем с этого склона. Одолеем, как полагаешь?

- Попытаемся. Машины у нас с тобой мощные, потянут. Надо, чтобы потянули.

- Надо, - согласился Корякин. - Попробуем...

- Задание вам ясно, товарищ старший сержант? - спросил взводный. Наши два орудия приданы стрелковому батальону. Бой - на том склоне высоты, нам приказано поддержать. Полный боекомплект - и выступаем. Поднимемся наверх - позицию выбирать самостоятельно. Я пойду с орудием Корякина.