Вэл Макдермид - Далекое эхо

Зигги залился хохотом:

– Господи Иисусе, Верд!.. Я было решил, что последует какое-нибудь жуткое откровение. Христианином?!

Верд упрямо сжал зубы.

– Да. Мне было откровение. И я принял Христа в мою жизнь, как своего спасителя. И я буду очень признателен, если вы не станете над этим насмехаться.

Зигги согнулся пополам от смеха, он держался за живот и не мог остановиться.

– Это самая смешная вещь, которую я когда-либо слышал… О господи, я сейчас описаюсь. – Он прислонился к Бриллу, который тоже ухмылялся от уха до уха.

– Я буду очень признателен, если вы не станете поминать имя Господне всуе.

Зигги взорвался новым приступом хохота:

– О боже. Как это говорится? На небе радость больше об одном кающемся грешнике. [1] Неточная цитата из Евангелия: «Так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15:7). Я точно тебе говорю, они там сейчас на райских улицах танцы устраивают: такого грешника заманили.

Верд оскорбился:

– Я не пытаюсь отрицать, что совершал в прошлом дурные поступки. Но теперь это осталось позади. Я заново родился, а значит, грехи мои изглажены. [2] Там же. «Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши» (Деян. 3:19).

– Должно быть, большой утюг понадобился. Что же случилось? – спросил Брилл.

– В сочельник я пошел в церковь ко всенощной, – сказал Верд. – И что-то во мне как бы щелкнуло. Я понял, что хочу омыться кровью агнца. Я захотел очиститься.

– С ума сойти, – только и мог вымолвить Брилл.

– Но ты ничего нам не сказал на Новый год, – растерянно произнес Алекс.

– Я хотел, чтобы вы были трезвыми, когда я буду об этом рассказывать. Это ведь большой шаг: посвятить жизнь Христу.

– Прости меня, – промолвил Зигги, немного успокоившись. – Но ты последний человек на планете, от которого я ожидал услышать такие слова.

– Знаю, – кивнул Верд. – Но я говорю их всерьез.

– Мы все равно останемся твоими друзьями, – сказал Зигги, стараясь сдержать ухмылку.

– Если только ты не станешь пытаться обратить и нас, – добавил Брилл. – Я хочу сказать, что люблю тебя, как брата, Верд, но это не причина отказаться от секса и выпивки.

– Любить Иисуса означает совсем иное, Брилл.

– Ладно, пошли, – прервал его Зигги. – Я не могу больше стоять на одном месте: мерзну. Поднимемся на вышку. – И он направился туда. Брилл двинулся за ним. Алекс шел рядом с Вердом. Почему-то ему было жалко друга. Какое отчаянное, глубочайшее одиночество должен был тот испытать, что обратился за утешением к религии. «Мне следовало быть с ним рядом, – подумал Алекс с легким чувством вины. – Может быть, еще не поздно…»

– Странное, должно быть, ощущение, – начал он.

Верд покачал головой:

– Совсем наоборот. Я в мире с собой. Словно вдруг перестал быть квадратной затычкой в круглой дырке и нашел место, в котором мне от века и было положено находиться. Я не умею лучше передать это ощущение. На службу я пошел ради мамы, чтобы она была не одна. Я сидел там, в Эбботшеллской церкви, вокруг мерцали и колыхались огоньки свечей, как всегда во время всенощной. Руби Кристи пела это соло «Тихая ночь»… без аккомпанемента. Все волоски на моем теле встали дыбом, и все вдруг обрело смысл. Я понял, что Бог отдал сына своего единственного за грехи мира. А значит – и мои. Это означало, что я могу возродиться.

– Большое дело, – откликнулся Алекс, смущенный такой искренней, горячей откровенностью. Несмотря на их давнюю дружбу, у него никогда прежде не бывало с Вердом такого разговора. Верд, из всех на свете… Верд, чьим единственным догматом веры было успеть перепробовать как можно больше разного дурмана, пока не умер…

– Что ты после этого сделал? – спросил он. Он вдруг представил себе Верда, бегущего к церковным дверям с требованием отпустить ему все грехи. «Вот было бы унижение, – подумал он. – Такое, о чем после, когда выйдешь из боголюбивой фазы и вернешься к нормальной жизни, вспоминаешь в холодном поту».

– Ничего. Я отсидел всю службу и пошел домой. Я подумал, что это просто так – странное мистическое ощущение. Может, связанное с этой историей со смертью Рози и всем, что она всколыхнула. А может, какой-то глюк – от кислоты. Но утром я проснулся и почувствовал то же самое. Я посмотрел в газете, кто и где служит рождественскую дневную службу, и отправился в евангелическую часовню в дюнах.

«Ого», – только и мог подумать Алекс.