Галина Щербакова - Трем девушкам кануть

– Но там кто-то живет, – сказал Юрай.

– Конечно, живет, – ответили аборигены. – Наш, местный. Он там и сторожит, и принимает посетителей. А как же? Недавно один немец приезжал… Поцокал зубом – красивые, мол, места… и уехал. Писатели приезжали… У них тоже своих лишних стариков навалом. Сторож-хранитель постоянно жил в бараке и сейчас, дома, ел суп под большим календарем с Аллой Пугачевой. Он не прервался от еды, аккуратно хлебал, все подтвердил и интересом Юрая не удивился: были журналисты и до него, были. А вот то, что сюда будто бы привозили бабушек из коммуналок, отрицал начисто.

– Дом не для всех, – строго сказал он. – Только для заслуженных. Чтоб умирали в своем кругу.

Он показал Юраю список желающих тут жить. Действительно, ничего не скажешь. Фамилии знатные. Ни графини, ни Степана Петровича, ни бабы Шуры в нем не было. Да и быть не могло.

– Скажите, кто-нибудь без вашего ведома мог попасть в этот дом?

– А вы попробуйте! – засмеялся вахтер, отодвигая тарелку. – У меня на случай бомжа там или беженца все предусмотрено.

– А кто вам платит деньги за охрану? – спросил Юрай.

И тут сторож дернулся. «Подавился бы, не закончив трапезу», – подумал Юрай.

– Я не обязан отвечать вам на этот вопрос, – сказал вахтер, вставая, и распростертые руки Аллы Пугачевой как бы выросли у него из ушей, делая его смешным и страшным одновременно.

– Извините, – заторопился Юрай. – Промашка вышла. Мозги работают по старой схеме. Но я к тому, что хотелось бы связаться, так сказать, с хозяевами… Может, прозвучу по радио и подмогну ветеранам нашей жизни.

– Оставьте телефон, я вам позвоню. У меня команды лялякать налево-направо не было. Но народ у нас серьезный. Они интерес к делу уважают.

Сторож проводил Юрая до автобусной остановки. Поговорили о воздухе, который настоящий только тут и нигде больше, о бараках, которые оказались прочнее идеи, их воздвигнувшей, о том, что автобусы стали ходить много реже, зато личных машин много больше.

Сторож не знал, что Юрай оставил ему номер «от булды». Дело в том, что, когда сторож встал и над его ушами выросли руки Аллы, на белой перчаточке звезды Юрай прочитал написанный шариком телефон Лидии Алексеевны Муратовой. У сторожевой собаки был крепкий хозяин. Юрай готов был проглотить собственный язык, что проговорился о работе на радио. Тут не старух пришло время искать, а самому спрятаться, Нелку прикрыть. Одна надежда, что великая Лодя еще не вернулась из-за границы и у него есть шанс замести следы. С ним уже такое было: время ускоряло бег, не секундами – событиями.

Нашли труп бабы Шуры за городом, в железнодорожной посадке. Сроду бы не сыскали концов, не будь баба Шура человеком поколения, которое пришивало карманчики к трусам. Так вот у этой ничейной убитой старухи без вещей и документов в карманчике на рейтузах лежали пятьдесят тысяч одной бумажкой и справка о смерти младенца Николая в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Ни научным, ни мистическим способом не объяснить, почему именно там и именно это было заколото английской булавкой и прижималось к старому, дряблому, намученному жизнью животу. Непостижимо. Но младенец Николай, не успев сыграть никакой роли в жизни, умер трех дней отроду, – сыграл свою роль в смерти. По нему и нашли адрес бабы Шуры, где с горящими глазами ожидала топора по голове еще одна старая женщина, Раиса Соломоновна.

Она-то и вызвонила Сулему, а Сулема – Юрая.

Сулема очень похудела, стала от этого красивее и старше. Было в ее облике что-то получившее окончательное завершение. Будто все уже у нее случилось, отразилось в глазах и морщинах, и в этой законченности виделась не просто печаль, а некая окончательность и бесповоротность, хотя какая к черту окончательность у молодой еще женщины?

– Ты здорова? – спросил Юрай без подходов. – У тебя под глазами круги.

– Нет, – ответила Сулема. – У меня какая-то грызь, но я боюсь идти к врачу. Боюсь, что во мне найдут сам знаешь что, а на моей работе больную и дня держать не будут. Молодые девки горячо дышат в затылок, я, слава богу, еще побеждаю верхним образованием и своей способностью к языкам. Мне бы продержаться, чтобы суметь купить квартиру. На комнату у меня покупатели есть. Нашу коммуналку облюбовал один очень крутой мэн. Видишь, мы еще не все сдохли, а дизайнеры своими кисточками уже вовсю машут.

– Ты-то понимаешь, что стариков просто уничтожают?

– Ну зачем же так! Это ты грубо! Их всех куда-нибудь пристраивают, поверь мне. Вон старая еврейка не хочет двигаться, и ее, знаешь, как будут обольщать. Юрай! Те, которые покупают такие квартиры, слишком богаты, чтобы мараться… Я не верю.