Марина Серова - Огонь прекрасных глаз

Теперь нужно было одеться приличествующим случаю образом. Я решила надеть черные классические брюки и черный же легкий свитер, из аксессуаров – комплект из сандаловых бус и браслета. Легкий, почти незаметный макияж, маленькая сумочка, в которую я положила диктофон. На всякий случай. Мало ли что! Никогда не знаешь, когда он может пригодиться.

Я вышла на улицу. Поскольку адрес, который назвала Ася, был недалеко от моего дома, я решила не брать свою бежевую «девятку», а прогуляться пешком, тем более что стояло бабье лето – середина сентября: прекрасная, ни с чем не сравнимая пора. Природа являла буйство красок: деревья еще не успели сбросить листья и демонстрировали желтое и желтое с красным одеяние, а кое-где они оставались по-летнему полностью зелеными. По голубому небу плыли легкие, почти прозрачные облачка. Дул легкий ветерок. А ведь совсем недавно была просто жуткая жара, столбик термометра поднимался до 36 градусов в тени! Солнце беспощадно слепило и жгло. От него не было спасения ни днем, ни ночью, потому что даже ближе к полуночи температура снижалась всего градусов на пять-шесть. А если учесть, что за день дом как следует раскалялся, то две трети ночи уходило на то, чтобы найти в квартире более или менее прохладное место. Я то устраивалась подремать на полу, то уходила на балкон, то вновь возвращалась в комнату.

Конечно, наличие кондиционера решило бы эту проблему, но, по прогнозам, не должна была стоять такая безумная жара, а прошлое лето вообще было прохладным. Только две или три недели держалось приемлемое тепло. Намучившись от жары, к следующему лету я твердо решила обзавестись подходящей сплит-системой. Вообще, самым лучшим для проживания, на мой взгляд, временем года в Тарасове была именно осень, потому что весна достаточно быстро, без всякого плавного перехода, трансформировалась в жаркое лето, а зимой морозы нередко достигали тридцати градусов. Вот такие вот прелести резко континентального климата!

Дом Ольги Ермаковой представлял собой типичную пятиэтажную «хрущевку». Слава богу, в таких домах не предусмотрены мусоропроводы и лифты. Эти приспособления, призванные создать комфорт, на деле приводили к сплошному расстройству. Уже ни для кого не было секретом, что лифты по совместительству были еще и общественными туалетами, а мусоропроводы – рассадниками мух, тараканов и крыс. К тому же первые довольно часто застревали между этажами, и приходилось довольно долго ждать освобождения из «плена», а вокруг вторых, как правило, вечно валялись горы мусора.

Нужный мне подъезд на Главной Казачьей порадовал глаз чистотой и порядком. Наверное, здесь недавно был произведен ремонт, а может быть, сами жильцы предпочитали жить не по-свински, а по-человечески. Я сразу нашла тридцать четвертую квартиру, дверь в нее была открыта. Из квартиры доносились приглушенные голоса, причитания и всхлипывания. Я вошла и, пройдя полутемную прихожую, оказалась в комнате. Она была достаточно просторна и обставлена современной дорогой мебелью. В другое время ее можно было бы назвать уютной, но сейчас посередине стоял гроб, пряно пахло свечами и витал непередаваемый словами, но очень остро ощущаемый запах горя и невосполнимой утраты. Ко мне подошла Ася.

– Я хочу понаблюдать за обстановкой, – тихо сказала я ей. – Бывает, что незначительная на первый взгляд деталь, фраза или что-нибудь еще дают ключ и помогают найти искомое.

– Хорошо, не буду вам мешать, – ответила Ася. – Тут почти все Олины коллеги и просто знакомые, но я толком никого не знаю. Так что в этом я ничем не смогу вам помочь.

– Это необязательно, – успокоила я ее. – Я просто постою в сторонке.

– Вон та девушка, – Ася показала мне ее кивком головы, – младшая сестра Оли, Кира.

Я увидела молоденькую блондинку с заплаканными карими глазами, поправлявшую кружевное покрывало. Ася тем временем куда-то отлучилась, а я подошла к балконной двери и, выбрав удобный ракурс, стала рассматривать находившихся в комнате людей.

Это были хорошо, даже богато одетые люди и несколько старушек, очевидно, соседок. В основном царило скорбное молчание, изредка прерываемое недоуменными репликами типа: «Сердечный приступ? Но ведь она никогда не жаловалась на сердце, и ведь такая молодая!» Очевидно, что им не были известны все подробности смерти Ольги. Время от времени одна из старушек начинала негромко, горестно причитать:

– И на кого же ты нас покинула, милая-я! И как же мы без тебя теперя бу-удем! Светлая ты наша! Царствие небесное!