Эдриан Маккинти - Кладбище

— Что ж, обстоятельства сложились неудачно для тебя, но крайне удачно для нас. Ты оказался между Сциллой и Харибдой, но я уверена: ты сделал правильный выбор, — ответила она и протянула мне руку.

Я схватил ее за запястье и резким рывком сбросил со стула. Саманта вскрикнула, выронила ручку, папку и бутылку с водой. Я пнул ее ногой в бок и, схватив стул, занес над головой, собираясь изо всей силы опустить Саманте на спину.

Внезапно я почувствовал острую боль в правой ноге — в здоровой, а не в той, которую я оставил в джунглях Юкатана. Боль молнией пронзила нервные окончания, и я, машинально опустив взгляд, увидел перочинный ножик, который торчал сбоку из моей кроссовки.

Господи!..

Прежде чем я успел отреагировать, Саманта ловко ударила меня под правую коленку, и я повалился на пол, сильно ударившись головой о край металлической койки.

Я застонал. Джереми распахнул дверь и заглянул внутрь:

— Господи Иисусе, что здесь происходит? Тебе нужна помощь, Саманта?

Саманта подобрала с пола обороненную папку, подняла стул и села теперь чуть дальше от меня, чтобы я не мог вытащить нож и напасть на нее еще раз.

— Со мной все в порядке, дорогой, но, боюсь, юному Майклу может понадобиться медицинская помощь, — сказала она спокойно.

Джереми кликнул надзирателя и, вытащив пистолет, направил его на меня.

Я кое-как заполз обратно на койку.

Набрав полную грудь воздуха, я задержал дыхание, мысленно выругался и, выдернув нож из раны, бросил его на пол.

— Мне нужно письмо от испанских властей, — проговорил я сквозь зубы, — в котором они обязуются снять с меня все обвинения. Чтобы вы не могли бесконечно меня шантажировать.

Саманта улыбнулась.

— Наши юристы займутся этим немедленно, — пообещала она.

— Еще мне нужен документ от генеральных прокуроров США, Великобритании и Испании. Что-то вроде письменной гарантии, что в будущем меня ни при каких обстоятельствах не выдадут мексикашкам.

— Этим я тоже займусь в самое ближайшее время, — сказала Саманта. — Что-нибудь еще?

— Да. Вместе со мной забрали одного парня, его зовут Гузи. Так вот, я хочу, чтобы его тоже выпустили.

— Я за этим прослежу.

— Слово?

— Я обещаю, — кивнула Саманта.

— Хорошо. В таком случае, я сделаю, что от меня требуется.

— Отлично, — сказала Саманта и захлопнула папку с моим досье.

Через час моя рана была зашита и забинтована, а сам я был чисто выбрит и сидел в транспортном самолете Королевских ВВС «Геркулес», который должен был доставить меня в Лиссабон. Из Лиссабона я прямым рейсом отправлялся в бостонский аэропорт Логана.

Саманта сидела рядом и приводила в порядок свои записи, готовясь провести со мной первый инструктаж.

Огромный «Геркулес» выруливал на взлетную полосу. Это был военный самолет с крошечными иллюминаторами, и сидеть в нем приходилось спиной вперед.

Саманта протянула мне беруши. Я заткнул уши и стал смотреть в окно.

Вдали плыла неприветливая вулканическая гора, зеленели банановые плантации, мелькали аэродромные постройки. Винты завертелись быстрее, самолет начал разбег и вдруг с легким толчком оторвался от земли, словно подхваченный под крылья невидимой силой. Мы взлетали прямо навстречу заходящему солнцу.

Внизу разливалась морская синь. Промелькнули другие острова Канарского архипелага. Вдали показался африканский берег.

Мы летели над западной оконечностью острова, и сквозь стекло и дым я видел, что сделали с Плайя-де-лас-Америкас британские болельщики и что — со всем остальным островом рьяные чиновники испанского Министерства по туризму, для которых слова «асфальт» и «бетон» были синонимом слова «цивилизация». Гумбольдту, я думаю, такая цивилизация вряд ли пришлась бы по вкусу.

Саманта заметила мою гримасу и потрепала меня по колену. Ее пухлые, аппетитные губы изогнулись в сочувственной улыбке.

— Не волнуйся, дорогой, все будет в порядке, — проговорила она.

Но, как и всегда, когда некто, облеченный властью, обещает, что все будет просто отлично, эти слова оказались очень и очень далеки от истины.

Озеро было спокойно, и я хорошо слышал, как на противоположном берегу садятся на бетон аэропорта Логана реактивные самолеты. День клонился к вечеру в жаре, пыли и в разрывающем барабанные перепонки грохоте проходческих комбайнов, работавших в глубоком ущелье Большой бостонской дороги.

Дети на улице играют в стикбол. [9] Стикбол — упрощенная форма бейсбола, уличная игра. Старухи сидят в плетеных креслах прямо на тротуарах. Семьи возвращаются с пляжа. На бостонском северном берегу стоял август, и температура воздуха держалась на отметке девяносто градусов. [10] 90° по Фаренгейту соответствует примерно 32° по Цельсию. Даже стареющие мафиози с холодной кровью в жилах и проблемными сосудами сбросили пиджаки и вышли на прогулку по аллеям Ревери-Бич.