Эля Хакимова - Комната страха

Как Ева ни старалась, с каким тщанием ни переворачивала вновь и вновь скудное содержимое полок в шкафу – так ничего и не увидела. Вещи были то слишком новыми, то слишком старыми. «Надеюсь, про шарф она погорячилась». – На всякий случай пересмотрев свой гардероб (тоже не самый обширный), Ева не нашла там ничего инфернального.

От лени скорее, чем из-за снобизма, Ева никогда не покупала вещи на блошиных рынках. В отличие от Марфы, любившей поворошить горы недорогих вещей и умевшей при этом найти нечто настолько винтажное и стильное, что все ее подруги в очередь выстраивались, чтобы поносить. Ева же покупала одежду в магазинах, никем не ношенную и никем не даренную. Маловероятно, чтобы «энергетически сильная» вещь была изготовлена фабричным способом.

Отчаявшись, но все еще не решаясь ложиться спать, Ева села за рабочий стол и уставилась на свое отражение в оконном стекле – глубокая ночь прильнула к окну с той стороны. Тупая тревога обернула голову ватным одеялом, ни одна мысль уже не могла пробиться сквозь рыхлое, беспокойное оцепенение. Ева очень не любила состояние такой безысходности, инстинктивно не подпуская его к себе, – знала, что труднее остановиться, чем не начинать.

Машинально Ева достала из ящика картотеки Письмо. Как фотография старого друга, оно подействовало успокаивающе. Но что-то не давало насладиться моментом, что-то неуловимое, как назойливая мошка. Ощущение, мысль… И вдруг Еву как громом поразило – Письмо! Оно само пришло к ней. Неужели… Разумеется, ни на секунду не поддавшись мистическим настроениям Марфы и бабушки, Ева поняла, что Письмо – единственная вещь в ее жизни, подпадающая под описание искомого предмета. Другими глазами взглянув на этот лист бумаги, Ева начала читать, впервые вникая в смысл написанного, а не анализируя особенности почерка.

…Помнишь наши клятвы, наши обещания вечной любви? Настало время, я ушел первым – я проложил для тебя дорогу. Жду, любовь моя, тоскую по тебе. Каждую ночь прихожу к тебе, ласкаю твои волосы, целую твои глаза, но с рассветом вновь вынужден терять тебя. Снова и снова – ты не представляешь себе бездну боли, которую я переплываю в такие моменты, и все для того, чтобы следующей ночью снова прийти к тебе. Недоступная, такая близкая и такая далекая! Ты – мое единственное пристанище.

Поспеши же выполнить свои обещания. Я чувствую, что иначе потеряю не только тебя, но и себя самого. С каждым разом, с каждым мгновением, что разлучает нас, – я чувствую, как демоны овладевают мною, как нечто темное и чужое заселяет пространство внутри меня, которое ранее занимала ты, моя любовь к тебе, твоя любовь ко мне. То, что раньше было занято светом, заполняется липкой и холодной тьмой. Тело мое забывает, как забываешь меня и ты, как оно выглядело до расставания с тобой, до моей смерти… Жилец выбыл, а его место занял другой. Нечто другое – клокочущее, темное и чуждое всему, что я знал и любил до этого.

Мое тело, так пострадавшее в аварии, поневоле приспосабливалось жить иначе. Стоит ли теперь удивляться, что и его содержимое изменяется тоже? Шрамы, казалось, сначала были только снаружи. Но искалеченные кости, внутренности – все это создавало постоянное давление и вытеснило в конце концов Меня. Бесхозное, тело мое стало приютом бесов, и имя им легион. Теперь они уносят меня, водоворотом засасывая в новое пространство, неизвестное тебе и мне – полное грязи, страха и скорби. И только ты одна можешь спасти меня, родная моя. Любимая. Приди ко мне, спаси меня…

Еву сотрясал озноб. Возможно, Виола была права, и она действительно больна. Перечитывая снова и снова такой знакомый и такой неизвестный документ, Ева с трудом укладывала в голове в беспорядке появляющиеся и перебивающие друг друга мысли. Как, ну как она не замечала раньше напряжение, с которым было написано письмо?! И тема, и общий тон – все указывало на то, что писавший был на грани нервного срыва, если не больше.

Снова и снова вглядываясь в почерк, Ева видела то же, что и раньше. Спокойный, уверенный человек, мужчина, летним вечером писал эти строки. Он представлялся ей средоточием всех возможных достоинств. Она восхищалась его спокойным приятием бытия, умением вкушать жизнь, наслаждаться ею, быть мудрым и щедрым к себе и близким. Всем, чего так не хватало ей. Он был почти идеален в представлении Евы. Он был тем, кто мог бы, казалось, пробудить ее к жизни. Он был ее солнцем, способным растопить вечные льды, сковавшие ее. Его она ждала со смирением невест Христовых, когда-то заточенных в мрачном монастыре.