Екатерина Черкасова - Маска, я тебя знаю

- Ну что, все в порядке?- нетерпеливо спросил писклявый женский голос.

- Кажется, да,- сказала я и окончательно отрыла глаза,- а где я?

- Ты в нашей комнате, твоей и моей.

Я только собралась открыть рот для дальнейших расспросов, как девушка сказала:

- Меня зовут Мила, я здесь с тобой сидела, пока ты была

без сознания. Так вот, я сейчас опаздываю, поэтому побегу. Ты пока

тут осматривайся. Если хочешь есть, в холодильнике увидишь немного

сыра. Я приду вечером и все тебе тут покажу, сортир прямо по коридору

и направо, а кухня с другой стороны. Пока!

Не утруждая более себя банальными объяснениями, Мила подхватила

сумочку и выбежала из комнаты, послав мне напоследок воздушный поцелуй.

Я бегло осмотрела комнату, она под стать заросшему потолку:

две старые кровати и рядом с ними кривые тумбочки, одна книжная

полка, стоящая на полу, обеденный стол, где разбросаны тетради, а

на тарелочке в углу засохший и скрюченный бутерброд с сыром. Грязные

занавески, захватанные жирными пальцами, следы от них просвечивали

на солнце. Цветная тряпка, по-видимому, служила ширмой, разделявшей

комнату на две не слишком равные половины. Маленький холодильник

"Морозко" с отвалившейся ручкой, почему-то весь переклеенный

старым синим скотчем, большое потрескавшееся зеркало. Рядом с зеркалом

пожелтевший от времени плакат, изображавший по пояс голого Арнольда

Шварценеггера, обвешанного патронами. В левой его руке- автомат размером с самого Шварценеггера.

Оглядевшись, я переползла с пола на кровать, обернула ноги стареньким, протершимся пледом и, уткнувшись лицом в несвежую наволочку, стала думать о превратностях судьбы. И незаметно для себя уснула. Во сне за мной бежал Шварценеггер и стрелял мне вслед из всего имевшегося на нем арсенала оружия. Наконец он схватил меня за ногу, я упала и, увидев перед своим лицом его зубодробильные кулаки, поняла, что сейчас умру. И проснулась. В голове гудело, очень хотелось пить. Япотерла виски, сполоснула лицо противной теплой водой из графина. Провела мокрыми руками по волосам. Будильник, стоящий на тумбочке у Милы, показывал 7 часов вечера, на улице еще светило солнце, и я решила, что пройдусь, чтобы освежиться. Тщательно заперев дверь, я положила ключ в карман джинсов и, даже что-то напевая про себя, стала спускаться по лестнице.

Сердце громко стучало, когда я думала о том, что это моя первая, настоящая, самостоятельная прогулка по городу. Я вышла на освещенную мягким вечерним солнцем улицу и, оглядевшись по сторонам, направилась в сторону призывно блестящих золотых куполов Новодевичьего монастыря.

Чем ближе я к нему подходила, тем больше росло во мне чувство уверенности, что я все это уже когда-то видела. И этот маленький парк возле монастыря, с его кривыми яблонями и голубыми елями, и крутую горку, спускающуюся к пруду. Мне казалось, что маршрут выбираю не я, а кто-то другой, кто-то знающий все в тысячу раз лучше. Но мне совсем не было страшно, напротив, легко и радостно, казалось, что весь мир вокруг принадлежит только мне. Я долго бродила по монастырю, рассматривая церкви и часовенки, без труда нашла могилу Дениса Давыдова, словно знала, что она находится именно здесь.

Мне стало так хорошо, словно я родилась заново! Я села на скамеечку возле храма и еще долго любовалась лучами заходящего солнца. Надо мной, высоко в небе, кружилась стая птиц- широкая черная лента, расходящаяся над куполом тремя равномерными косяками. Птицы завораживали меня, и я в каком-то сладостном оцепенении не могла сдвинуться с места. Но вот они улетели, и я неохотно побрела к выходу.

На улице я долго не могла сориентироваться, в какую сторону

нужно идти, все дома вокруг казались совершенно одинаковыми. Я решила еще раз пройтись по парку, чтобы подумать. Да, определенно я пришла с той стороны, где много домов, но откуда конкретно, здесь я напрочь запуталась. Конечно, можно просто спросить у какого-нибудь прохожего, как пройти к общежитию, но почему-то мне было трудно это сделать.

В течение получаса я блуждала вокруг парка перед монастырем, но

ни к какому определенному решению так и не пришла. Идти наугад в неизвестном направлении боялась, а разговаривать с незнакомыми людьми на улице, даже с женщинами, опасалась еще больше. Неожиданно я услышала в стороне знакомый голос.

- Ну, все, курим по последней, и домой!

Этому писклявому голосу я обрадовалась почти как неожиданному подарку.