Полина Дашкова - Небо над бездной

– Не говори Ильичу, что он обречен. Радека пока вообще не касайся. Сведи разговор к лекарствам, которые передал доктор. О Кобе, разумеется, скажи. Вдруг Ильич сумеет повлиять и решение пересмотрят. У него есть свой канал, – Бокий запнулся, закашлялся, они уже подходили к двери ленинской квартиры.

Вождь встретил Федора теплыми объятьями, усадил пить чай. Он был в приподнятом настроении, слушал, склонив набок голову, щурился, почесывал переносицу. Гурджиева добродушно обозвал мошенником, похихикал по поводу свиньи. Когда часть рассказа, посвященная Кобе, закончилась, Ильич небрежно махнул рукой:

– Ну, это наши товарищи погорячились. Не дорос, не дорос еще. Груб, несдержан. Насчет единоличной диктатуры, извините за выражение, совсем пустяк. Аппарат уже стал гигантским, кое-где чрезмерным, а при таких условиях единоличная диктатура вообще невозможна.

– Владимир Ильич, я должен прямо сегодня отправить доктору Крафту телеграмму, – сказал Федор, – он просил сообщить, как я доехал и как вы себя чувствуете.

Это была фантастическая наглость, но другого способа срочно связаться с доктором Федор придумать не мог.

– Передай доктору от меня большущий привет и благодарность, – с улыбкой кивнул Ленин.

«Потом, наедине, я выложу ему все, без утайки, – думал Федор, свернувшись калачиком на узкой Володиной кровати, – цианистый калий, сифилис, текст письма. Я запомнил его, никогда не забуду. Расскажу о мюнхенской пивной, о «наших мальчиках». Сошлюсь на князя, будто это он их видел».

С этой мыслью он встретил утро.

Документы были готовы, оставалось получить у Бокия подпись и печать. Потом навестить вождя, прочитать ответ доктора Крафта.

– Я сказал Ильичу, что отправляю тебя в Питер, по делам отдела, – мрачно произнес Бокий. – Он крайне недоволен, тебя и так слишком долго не было. Михаил Владимирович должен явиться к нему завтра утром.

Телеграмму от доктора Ленин сам вручил Федору, в запечатанном виде, шутливо заметив:

– Я не читал, она ведь секретная.

Стол в кабинете был завален бумагами. Сверху лежала записка членам Политбюро, совсем свежая, чернила еще не просохли:

«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления.

Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».

Вуду-Шамбальск, 2007

Вертолет приземлился метрах в ста от жилых корпусов, на гладкой, расчищенной от снега площадке. Там уже стояли две массивные фигуры в комбинезонах. Теннисисты, настройщики оборудования. Застыли, как статуи, широко расставив ноги. Не пригнулись, когда ударила волна ветра от бешено крутящегося винта, только ткань комбинезонов вибрировала, тряслась, как студень. В ярком свете прожектора Соня увидела, что и лица вибрируют, корчатся.

– Уберите Гудрун! – крикнула она Хоту.

Он не услышал, даже головы не повернул. Неизвестно откуда явился Чан, влез внутрь, волоча большой пластиковый мешок.

– Госпожа нужно одеться, госпожа продрог, бр-р, ветер холодный.

В мешке оказались высокие теплые сапоги, шуба из какого-то шелковистого легкого меха. Чан ловко обул Соню, накинул ей на плечи шубу.

– Уберите Гудрун, – повторила она.

Хот продолжал сидеть неподвижно. Лицо его тонуло в темноте, слепящий свет прожектора бил ему в затылок.

– Госпожа не беспокоить хозяин, важный момент, очень важный, соблюдать тишину, госпожа будет отдохнуть, хозяин не беспокоить, – ворковал Чан.

Йоруба успел выскочить из кабины, ждал Соню внизу у лесенки, задрав голову и протянув руки навстречу.

– Я не спущусь, пока не уберут Гудрун! – крикнула ему Соня.

Йоруба оскалил белые зубы, кивнул, повернулся и громко прокричал что-то по-шамбальски.

Через минуту на площадке осталась только одна фигура в комбинезоне. Чан повел Соню в лабораторный корпус, там было пусто, тихо. Соня хотела подняться наверх, но Чан остановил ее:

– Не сюда, госпожа, идем, идем, госпожа будет отдохнуть.

В углу нижнего холла была неприметная дверь, Чан открыл ее с помощью электронной карточки, повел Соню по узкому коридору, к лестнице.

– Я не пойду в хранилище, там душно, пусти руку!

– Хороший воздух, госпожа, теперь хороший воздух, не волнуйся, госпожа, хозяин скоро, хозяин не оставит госпожа.