Из кого хочешь такие вопли слезу вышибут. Скударь проводил ее до дверей и стал искать от машины ключи, чтобы отвезти ее.
– Ой, не надо! – попросила Арина. – Я хочу пройтись. Мне воздух нужен. – И вдруг остановилась на пороге, и будто вспомнив что-то важное, сказала. – Ты любимый не переживай. Я тебя и отпела, и поминки справила, на Тишинке с соседкой. И здесь была. И на сорок дней приехала бы.
– Спасибо дорогая! – пробормотал Скударь. Получилось и смешно, и глупо.
– А еще хочу тебе сказать… – она прижалась к нему. – Обними меня крепко, крепко! До боли обними! Рюрька мой! Прижми и не отпускай. Хочу сказать тебе, и приятную, и неприятную новость. Хотела еще забежать, да не знаю, получится, ли…
Она обмякла в его руках, и начала целовать, точно так, как тогда, когда прощалась с ним, в нос, в губы, в щеки.
Что-то недоброе почувствовал Скударь.
– Говори!
– Я уезжаю, мой любимый, почти навсегда!
Все, что хочешь готов был услышать Скударь: и то, что она предлагает больше не встречаться, и что Лешка подал на развод и уходит от нее к роскошной женщине Клавдии; и что она приняла решение и остается у него навсегда, и надо только съездить за ее вещами; все готов был услышать Рюрик, ко всему мысленно подготовил себя, но уезжать? Куда уезжать из Москвы?
Она печально и ласково улыбалась.
– Лешке дают полковничью должность, и звание, но с условием, что он поедет в К… И квартиру служебную дают, а эта у нас остается, приватизирована. Ты знаешь, я подумала, что нам всем так лучше будет. Нашу любовь еще раз проверит время. Правда, любимый? А ты возьми Клавдию обратно, не оступалась она. Она хорошая, замечательная женщина…
Возьмешь?
– А подумать можно?
– Ты только не очень долго думай. Ладно?
– Договорились.
Она вновь осыпала его горячими поцелуями.
– Ты знаешь, я купила, наконец, себе шляпку с вуалькой. Ты представляешь меня полковничихой, в шляпке с вуалькой? Нет?.. Любимый, ты расстроился? Ты чего нос повесил?.. Ну, хочешь, я у Лешки, потом, один единственный разочек отпрошусь к тебе…Я ведь тоже лукавить могу. Скажу ему, что иначе не поеду. Он согласится…А может на надо, любимый! Мы ведь проверили себя. Нет у меня роднее тебя никого. Пусть наша выстраданная любовь останется чистой… Правда, так лучше. Ну, скажи мне, правда, лучше. Мы постареем, а будем помнить себя молодыми…Ты знаешь, я и грущу, что уезжаю, и радуюсь одновременно. Не смогла бы я к тебе приходить. Да, ты любимый и сам наверно об этом догадался. Сама прощаюсь, а сама не знаю, говорить тебе все или нет? Опять для тебя плохое, обидное… А хотелось, чтобы так красиво у нас прощание прошло.
Что она может еще сказать? Все сказано. Он ее больше не увидит. Надо прощаться, подумал Скударь и тянул. У нее мужества хватило проводить, а у него… И вдруг догадка гнетущая, чудовищная догадка пригнула Скударя к земле. Арина сказала, что справила поминки, с соседкой старушкой по Тишинке. А эта старая сплетница, старая карга… Господи, и она смотрит на него влюбленными глазами… Чудовище он…Похотливое чудовище.
– Скажу! – решилась Арина. – Только ты не очень злись. Пообещай, что не будешь злиться. Я бы промолчала, но мне Клавдию жалко. Обещаешь?
– Обещаю!
Ну, так вот. Лешка, когда проводил тебя на мотоцикле до места, не вернулся обратно, а там и остался. И с утра поехал за тобой в город. Он все просчитал заранее. Знал, что брат сразу тебя повезет в больницу. А когда тебе сделали операцию, он показал свое удостоверение, и узнал, что у тебя благополучно все закончилось. Он даже в палату заглянул и спросил соседа, как? Тот ему ответил, что тебе выпить еще нельзя. Дней через пять, тебя выпишут. Он говорит, что тысячу с лишним километров пролетел за десять часов. С него станется. И прямо к твоей Клавдии. А та сидит, нос опух, ничего понять не может, телеграмму ему показывает. Вот она читай.
«Клава. Можешь сейчас, не приезжать. Рюрик не хотел беспокоить. Операцию делал знакомый хирург. Ольга соболезнует тебе! Как ты будешь теперь одна? Ждем на сорок дней. Я все сделаю по-людски.
Степан»
Она пришла с работы, и ей телеграмму такую страшную принесли. Хорошо он вовремя прискакал. А может, звонил ей с дороги. Сидит ей сопельки утирает, к груди ее ласково прижимает, а сам руками гладит, где не велено ему было. Это мне потом сама Клавдия рассказала. Она возмутилась, как можно в такой трагический момент? А он оперативник, смертей насмотрелся, что с него возьмешь, смеется:
Читать дальше