– Чего это ты там читал? – Забрав паспорта и билеты, он спрятал их в карман своего короткого кожаного пальто.
– Записи о болезни одного из пациентов твоих протеже. – Я захлопнул папку.
– Руки на голову! – рявкнул Джейкобс.
– Думаю, врачи из них не слишком умелые. За всеми их пациентами водилась прегадостная привычка – умирать. – Я изо всех сил старался унять злость, но уши у меня горели. Я надеялся, он подумает – из-за холода. Мне дико хотелось превратить его морду в кровавое месиво, но сначала надо увернуться от выстрела.
– Победа стоит всех расходов, – заметил он.
– Легко говорить, когда платишь не ты.
– Военнопленные нацисты? – ухмыльнулся майор. – Вряд ли кто заплачет о десятке больных фрицев.
– А тот парень, которого ты вез в Дахау? – напомнил я. – Он тоже из этих нацистов-военнопленных?
– Вольфрам? Так, расходный материал. Тебя мы выбрали по той же причине, Гюнтер. Ты тоже расходный материал.
– А когда иссяк местный источник больных военнопленных? Начали использовать неизлечимо больных из мюнхенской психиатрички? Совсем как в старые добрые времена. Они тоже расходный материал, да?
– Это глупость. Не стоило им пускаться на такой риск.
– А знаешь, я могу понять, почему они решились, – сказал я. – Они преступники. Фанатики. Но ты, Джейкобс! Тебе известно, что они творили в войну. Я видел досье в русской комендатуре в Вене, там твоя подпись. Опыты над заключенными. Многие из них были евреи, так же как ты. Тебя это не трогает? Совсем?
– Это было давно, – ответил Джейкобс, – а исследования – сейчас. И что еще важнее, будут завтра.
– Ты говоришь, как один мой знакомый. Упертый нацист.
– На опыты уйдет еще год-два, – продолжил майор, прислонившись к стене и чуть расслабляясь, и у меня даже мелькнула мысль: не появилась ли у меня четвертушка шанса? А может, он надеялся, что я кинусь на него, и у него будет предлог застрелить меня? Если считать, что предлог ему требуется. – Вакцина от малярии куда важнее, чем торжество правосудия и возмездие. Ты хоть представляешь, сколько может стоить такая вакцина?
– Нет ничего важнее возмездия, – вскинулся я. – В моем кодексе – нет!
– Очень удачно, Гюнтер, что у тебя такие воззрения. Потому что ты будешь играть главную роль на выездном процессе карающего правосудия, тут, в Гармише. У вас, у немцев, по-моему, нет такого названия, а мы называем его – суд «кенгуру». Не спрашивай меня почему. По сути это – неофициальный суд, на котором отбрасывают всякие там юридические формальности. Израильтяне называют такой суд «Накам» – месть. Приговор суда приводится в исполнение через минуту после вердикта. – Он вскинул револьвер. – Поднимайся, Гюнтер! – Я встал. – Теперь ступай в коридор и шагай впереди меня.
Он попятился из двери, пока я подходил к нему. Я молился: хоть бы что-то отвлекло его, заставило оторвать от меня глаза, ну хоть на полсекунды! Но и он, разумеется, прекрасно все понимал и был настороже.
– Запру тебя в местечке приятном и теплом, – приговаривал он, подталкивая меня по коридору. – Открой дверь и топай вниз.
Я выполнял в точности все, как он приказывал, чувствуя револьвер тридцать восьмого калибра, нацеленный мне точно между лопаток. С трех-четырех шагов такая пуля прошьет меня насквозь, оставив дырку размером с австрийскую двухшиллинговую монету.
– А когда я тебя запру, – продолжал он, спускаясь по лестнице позади меня и включая на ходу свет, – то позвоню кое-каким моим знакомым в Линце. Друзьям. Один из них служил раньше в ЦРУ. А теперь в израильской разведке. Так им, по крайней мере, нравится себя называть. На самом деле они убийцы. Так называю их я. И для того их и использую.
– Наверное, именно они убили настоящую фрау Варцок, – предположил я.
– Я бы, Гюнтер, не стал проливать по ней слез после всего, что она наделала в войну.
– А бывшая подружка Груэна, Вера Мессман? – не унимался я. – Ее тоже они убили?
– Конечно.
– Но она-то преступницей не была. Что ты им наговорил про нее?
– Придумал, что была охранницей в Равенсбрюке. Это была тренировочная база для эсэсовок-надзирательниц. Знал про такую? Британцы повесили немало женщин из Равенсбрюка. Ирму Гриз, например, ей было чуть больше двадцати. Но некоторым удалось смыться. Я сказал им, что любимым развлечением Веры Мессман было натравливать волкодавов на евреев, собаки разрывали их в клочья. По большей части информация, которую я сливаю им, правда. Но случается, что подсовываю в список человечка, который вовсе и не был нацистом. Вроде Веры Мессман. А теперь вот тебя, Гюнтер. Вот уж они довольны будут тебя заполучить! Они давно за Эриком Грузном охотятся. Получат все нужные документы, доказывающие, что ты – Груэн. На случай, если тебе вздумается оспаривать это, чтобы спастись. Публичный суд союзных сил в Германии, конечно, действовал бы более дотошно. Но правительство, да и союзники, не надрываются, выслеживая военных преступников. Единственно, кто по-настоящему охотится на них, – израильтяне. И как только они сочтут, что убили Эрика Груэна, мы закроем на него досье. И русские тоже. А настоящий Эрик Груэн будет чист и на свободе. Вот так ты и сыграешь свою роль, Гюнтер. Расплатишься за него. – Я спустился до конца лестницы. – Открой дверь и войди.
Читать дальше