Дик Фрэнсис - Серый кардинал

Я проследил за ее взглядом и в другом конце комнаты увидел Полли, в своей естественной манере разговаривавшую с мужчиной с редкими седыми волосами и круглыми глазами. С министром внутренних дел. Платье Полли, как всегда, не имело ничего общего с распространенным мнением о моде, но раскрывало ее индивидуальность.

— Перед вашим отцом может открыться блестящая карьера, — доброжелательно сказала Джилл Виничек, — но ваша мать должна изменить манеру одеваться, если она не хочет попасть в когти ведьм, которые пишут в газетах о моде.

— Каждая женщина в политике становится объектом ненависти, — согласилась министр социальной безопасности. — Вы не замечали?

— Ох, нет. Правда нет.

— Юбка у вашей матери неправильной длины. Вы не против, что я вам это говорю? Я только хочу помочь. Откровенно признаться, любая длина выглядела бы неправильной в глазах этих ведьм от моды. Но если хотите, можете передать ей от нас несколько советов.

— М-м-м...

— Скажите ей, — продолжала Джилл Виничек, наслаждаясь собой, нельзя покупать готовую одежду в магазинах.

— Туалеты должны быть сшиты специально для нее, — кивнула Социальная безопасность.

— Всегда только шерсть, шелк или хлопок. Никакого полиэстера и синтетики, — подхватила Джилл Виничек.

— Есть чудесный мужчина, который может сделать вашу матушку с ее высокой худой фигурой по-настоящему элегантной. Он полностью изменил стиль, в каком сейчас газеты пишут о нас. Теперь обсуждают нашу политику, а не наши платья. И он делает это не только для женщин. Посмотрите, как изменился Хэдсон Херст! Хэд, откровенно говоря, немного походил на гангстера. А сейчас он государственный деятель.

— Нет лучшего времени, чем сейчас, — решила Джилл Виничек и, не оставляя минуты сомнениям, быстро устремилась к лестнице. — Наш друг с волшебной палочкой где-то здесь. Почему бы нам прямо сейчас не представить его вашей матери?

— М-м-м... — замялся я. — Не думаю, что она...

— О, вот он, — воскликнула Социальная безопасность, шагнув в сторону и показывая рукой. — Позвольте мне представить вам...

Она положила руку ему на локоть. Он обернулся. Я столкнулся лицом к лицу с А. Л. Уайверном. Алдерни, Анонимный Любовник Уайверн. Неудивительно, что Образование и Социальная безопасность напомнили мне Оринду. В те годы, несколько лет назад, она тоже одевалась по созданному им стилю.

Я узнал его моментально. Но ему понадобилось несколько секунд, чтобы прибавить четыре года к моему прежнему виду. Потом его лицо враждебно окаменело. Он пришел в замешательство, хотя, зная, что отец член кабинета министров, мог бы предположить, что мы оба будем приглашены на семейный Рождественский прием. Видимо, он не задумывался над этим. В любом случае, мое присутствие было для него неприятным сюрпризом. Как и его для меня.

Образование и Социальная безопасность выглядели озадаченными.

— Вы знакомы? — спросила одна из них.

— Мы встречались, — коротко ответил Уайверн. Его внешность тоже изменилась. В Хупуэстерне он поставил себе целью выглядеть незаметным и легко забываемым. Четыре года спустя он понял, что не так просто сливаться с обоями.

Прежде я думал, что ему под сорок. А теперь увидел, что явно преуменьшал его возраст. Кожа у него начала покрываться сетью мелких морщин, волосы поредели. Он стал носить очки в узкой темной оправе. Но в нем по-прежнему чувствовалась сильная аура замкнутой на себе внутренней сосредоточенности. На Рождественском приеме у премьер-министра не проявилось и тени слепой злости, пламя которой опалило лицо Оринды и чуть не убило ее. В этот раз он не кричал мне в ярости: «Когда-нибудь ты мне попадешься!» Но я мог видеть по глазам, что намерение расправиться со мной снова ожило в нем, будто и не существовало интервала в четыре года.

Удивительно, но в ответ я почувствовал не страх, а возбуждение. Адреналин, ринувшийся в кровь, требовал борьбы, а не отступления. Воспринял ли он мою реакцию с такой же силой, с какой я переживал ее, не знаю. Но он будто спустил шторы на линзы очков в темной оправе и спрятал злобность глаз. Потом с минимальной любезностью извинился перед Образованием и Социальной безопасностью. Когда он медленно уходил, казалось, что каждый шаг контролируется разумом.

— Ого! — воскликнула Джилл Виничек. — Я знала, что он неразговорчив, но, боюсь, он был... невежлив.

Не невежлив, подумал я. Смертоносен.

После приема отец, Полли и я обедали в одном из немногих хороших ресторанов Лондона. Время обеда уже прошло, и можно было слышать слова собеседников.