Рафаэль Кардетти - Свинец в крови

— Мне надо поговорить с Дорианом.

Бритоголовый не ответил. Отвернувшись, он вопросительно посмотрел на кого-то сидящего сзади. Ответ был положительным, потому что он кивнул и посторонился.

Тененти преодолел препятствие без помех. Со мной все пошло не так гладко. Когда я добрался до татуированного орангутана, он остановил меня. Положив руку мне на грудь, монстр оглядел меня с ног до головы.

По неодобрительному взгляду я понял, что моя внешность не соответствовала основным эстетическим воззрениям этого животного. Мало того, что я никогда не занимался культуризмом, так еще и не украсил свою кожу названием какой-нибудь немецкой группы «тяжелого металла».

Если бы различия между нами этим и ограничивались, мы, быть может, смогли бы лет через десять-двадцать завязать дружеские отношения или, по меньшей мере, не обращать друг на друга внимания в ближайшем будущем.

Но дело обстояло не так просто. В плане культуры вероятность найти для нас с ним общий знаменатель приближалась к нулю. Будь я более безрассудным, я мог бы признаться ему в том, что со старших классов школы подписываюсь на журнал «Inrockuptibles», [2] Французский еженедельник, пишущий о музыке разных стилей, преимущественно — о роке. (Прим. перев.). стараюсь не пропускать фильмов Тима Бертона, а моего любимого писателя зовут Исаак Башевиц Зингер.

Такое признание, мало того, что обеспечило бы мне вечную неприязнь господина Лысоголового и всей его команды, так еще и стало бы верной причиной моей смерти, причем в самом ближайшем будущем. Любовь к боксу могла бы хоть как-то возвысить меня в его глазах, но мне не хотелось состязаться в благородном искусстве с десятком амбалов, да еще и вооруженных железными прутьями.

Орангутан прикоснулся кончиком пальца к моей кожаной куртке и скорчил гримасу отвращения. Уже один вид моей одежды вызывал у него непреодолимое желание всадить нож мне в живот.

Видимо я, в вытертых на заднице джинсах «Дизель» и в узкой куртке поверх обтягивающей футболки «Пума», являл собой воплощенный продукт неотроцкистского либерализма, угрожающего чистоте арийской расы.

По шкале ценностей этого типа я был хуже любого дерьма. Честно говоря, от сознания, что я для него вроде красной тряпки, мне делалось приятно.

— И ты всегда в таком прикиде? — злобно спросил бритый.

День прошел не зря. Теперь я знал, что некоторые человекообразные наделены даром речи, который проявляется в ответ на стимуляцию их агрессивности. Наверное, он выучил на память несколько фраз, полезных для жизни в обществе.

Я не ответил, а только протяжно и несколько высокомерно вздохнул.

— Тебя что, не учили разговаривать, дегенерат паршивый? — не унимался он.

Будучи человеком воспитанным и уважающим основные моральные ценности западного общества, я обычно склонялся к благоразумному пацифизму, иными словами, к разумной трусости. Однако не могло и речи идти о том, чтобы выслушивать оскорбления от подобного варвара. Кроме того, оставшись в живых после нападения в галерее, я чувствовал себя неуязвимым.

— Первое: мой словарный запас намного превосходит те двести слов, которыми ты располагаешь для выражения своих примитивных потребностей. Второе: я всегда одеваюсь именно так, дружочек. Почему? Хочешь понюхать мой одеколон поближе?

Я тут же пожалел об этих словах. Как только орангутан понял, что я ставлю под сомнение его мужественность, порог его толерантности резко снизился. Он схватил меня за воротник куртки и оторвал от земли с такой легкостью, словно поднял большую кружку пива.

В моем мозгу промелькнули одновременно несколько мыслей: во-первых, я, наверное, не только уязвим, но и вполне могу сломаться. Во-вторых, сильное давление на горло мешает поступлению кислорода и очень быстро может довести любого человека с нормальным устройством организма до удушья.

Поскольку любой спор, основанный на доводах логики, представлялся невозможным, я пытался вырваться, изо всех сил колотя его по ребрам, но единственное, чего я добился, — это ощущения, что у меня в кистях рук сломаны все кости.

И тогда я начисто забыл о принципах честной борьбы. Движимый неудержимым порывом мелочности, я, колотя ногами по воздуху, попытался вцепиться ему в глаза. В боях без правил, которые показывают по телевизору, такие приемы всегда срабатывали.

Но великан даже не шевельнулся. Он просто поднял меня еще выше и надавил пальцами мне на горло. Мои органы чувств стали отключаться один за другим. Краски окружающего мира поблекли, оглушительный шум стадиона стал понемногу стихать.