Рафаэль Кардетти - Свинец в крови

Когда она сжала пальцами мой пенис и стала ритмично раскачивать его, по всему моему телу пробежала судорога. Я выпустил телефон, и он упал на ковер возле моих ног. Мое дыхание стало хриплым и прерывистым, почти как у астматика на грани удушья.

— В последний раз ты проделываешь со мной такое, Алекс, — медленно проговорила она, не переставая улыбаться. — Вот тебе, чтобы не забывал.

Внезапно она распрямила ногу и уперлась ею мне в пах. Ее пятка вжималась все глубже, давя и расплющивая все на своем пути. Я почувствовал, как по телу разлилась дикая боль. Издав жалобный крик, я чуть было не свалился со стула.

Впрочем, жалкие остатки потерянной гордости не позволили мне упасть на пол. Я кое-как уцепился за стол. Мой бокал покачнулся, перевернулся и разбился на скатерти. В мгновение ока я оказался в центре внимания всего ресторана.

Метрдотель, возмущенный тем, что его обеденный зал превратился в поле битвы, сделал шаг ко мне.

Лола предвосхитила его смертоносные намерения.

— Никогда так больше не делай, — сказала она. — А теперь — мотай отсюда. Я приду в галерею, когда доем.

Оправдываться мне было нечем. К тому же боль так меня скрутила, что я не мог выдавить из себя ни слова. Я встал и начал надевать пальто.

Я уже отходил, когда Лола окликнула меня. Она протянула ко мне руку ладонью вверх:

— А карточка?

Это прозвучало не как вопрос. В других обстоятельствах я послал бы ее куда подальше, но у меня больше не было сил. Я вытащил бумажник и протянул ей свою кредитку.

Я уходил с горящими яйцами, под насмешливыми взглядами метрдотеля и половины посетителей. Лола, оставшаяся за столиком одна, торжествовала.

До галереи я добрался за двадцать минут. Каждый мой шаг сопровождался ощущением, будто в мои половые органы втыкают сотни иголок. Боль стала утихать только через несколько сотен метров.

За четверть часа мне удалось сделать то, на что у человечества ушли сотни тысяч лет: перейти из полусогнутого положения в вертикальное. К тому моменту, когда передо мной возникло здание галереи, я чувствовал только небольшое неудобство.

Поскольку я не мог по-настоящему сердиться на Лолу, то перенес всю ненависть на Бертена. Этот тип неизбежно притягивал неприятности, даже если не стремился к этому нарочно. Настоящее стихийное бедствие.

Несмотря на желание применить к мужским достоинствам Бертена особые методы Лолы, я сразу же решил, что сегодня вечером не стану снимать напряжение за его счет. Мне следовало как можно скорее послать его ко всем чертям, потому что Кемп, безусловно, не опоздает.

К тому же завтрашний день сулил много удовольствий: Бертен в самолете, летящем в Нью-Йорк, Кемп по уши в дерьме... Размышляя о светлом будущем, я толкнул дверь галереи.

Не обнаружив ни малейших признаков присутствия Бертена, я в изумлении застыл на пороге. Я ожидал увидеть его сидящим в углу, курящим косяк или забавляющимся с одной из своих скульптур. Однако в галерее было темно и тихо. И тем не менее входная дверь была открыта.

— Сэм! — позвал я. — Где ты, черт тебя дери?

Ответа не последовало. Наверное, этот идиот передумал и ушел, а куда — одному богу известно.

Я стал на ощупь искать выключатель на ближайшей стене. А найдя его, понял, насколько обоснованными были мои опасения. Вырванный выключатель свисал со стены. Я все же попытался нажать на кнопку, но ничего не произошло. Я пощупал провода и понял, что один из них отсоединен.

Да, такие выходки были вполне в духе Сэма. Если ему становилось скучно, он начинал крушить все вокруг — ничто его так не развлекало. Он культивировал в себе эту гнусную привычку с тех пор, как жил в отеле «Челси» в компании Ди Ди Рамона и Джонни Сандерса.

Сэм Бертен считал себя последним настоящим бунтарем. Мне следовало бы напомнить ему, что движение панков умерло, когда Сид Вишус испустил последний вздох.

Эта героическая эпоха существовала только в его воспоминаниях. Все его старинные приятели умерли или пребывали в состоянии прогрессирующей немощи: артерии Ди Ди в конце концов подвели его при десятой передозировке, Игги предпочитал валяться на надувных матрасах, а не на своих легендарных черепках, а Оззи демонстрировал болезнь Паркинсона по телевизору, сидя на двуспальном диване стоимостью в десять тысяч долларов.

А Бертен ваял идиотских восковых мадонн. Вечные сожаления.

Иными словами, его статус выжившего ни в коем случае не давал ему права устраивать бардак у меня в галерее.