Сергей Асанов - Тринадцать

— Хорошо! Это уже кое-что!.. Вы уверены, что он будет угрожать еще кому-то?

— Уверен… Вернее, я чувствую! Я видел его несколько дней назад… и это было жуткое зрелище, так что не обольщайтесь.

Полковник снова кивнул.

— Личность его нам раскрыть сможете?

— Я — нет. Вон стоит местный житель. Он его должен знать!

«Надеюсь, офицер не отдаст приказ палить по дому из какой-нибудь базуки!» — подумал Миша.

Будто в подтверждение его опасений, агент спросил:

— Как считаете, стоит ли эвакуировать жителей подъезда?

Михаил не ответил.

— Эй, друг! — крикнул полковник. — Я спрашиваю, эвакуировать стоит?

Но Миша продолжал молчать.

Он что-то «услышал».

Лифт остановился на шестом этаже. Костя не знал, что происходит во дворе, потому что последние несколько минут гонял кабину вверх-вниз. Никаких звуков из внешнего мира до его ушей, понятное дело, не долетало, до него доходили только всхлипы его жертвы. Кроме того, он уже чувствовал и запах ее страха — он поразительно напоминал запах мочи.

Долбаный психолог! Только за этот запах он готов был прикончить ее прямо сейчас, не отвлекаясь на шекспировские монологи! Ведь он не сможет сделать с ней то, что собирался! Ни о какой любви в такой ситуации речь уже не шла.

— Чертова тварь!!! — чуть не плакал Костя, толкая женщину в стену кабины.

Вспышка ярости продолжалась несколько секунд. Он ударил ее о стену четыре раза и отпустил, она сползла по стенке на пол. Тушь с ресниц растеклась по щекам, делая женщину похожей на плачущего Пьеро. Кроме разводов, лицо украшали свежие ссадины и красные пятна, которые скоро превратятся в синяки. Пальто было расстегнуто, из разорванной блузки выглядывала поруганная грудь (а лифчик она, оказывается, не носит, ха-ха!).

— Отпусти меня, идиот, — выдавила Татьяна Николаевна, вытирая слезы и сопли. — Тебя пожалеют как тяжелобольного и много не дадут. Решат, что ты в состоянии аффекта… я что-нибудь придумаю, дам какую-нибудь справку…

Он не успел ответить. Лифт вздрогнул и куда-то поехал.

— А, черт!!!

Он нажал кнопку «Стоп». Лифт на какое-то время подчинился, потом поехал снова.

— Да черт бы вас всех побрал!

Он повторил операцию и для надежности всунул между створками дверей связку своих ключей от квартиры. Больше на лифт никто не посягал.

— От меня тебе что нужно? — спросила Татьяна Николаевна. Она больше не смотрела на него, как побитая собака. Она увидела в его глазах осознание своего поражения.

А он ей так и не ответил. Он уже не знал, что ему от нее нужно. Он не смог сделать то, что собирался, и, кажется, уже не сделает.

И что теперь?..

— Он растерян, — говорил Миша, потирая левый висок. — Не скажу точно, но он наверняка растерян, и его можно было бы брать. Если бы не…

— Ну? — поторопил его полковник. — Что «если»?

Михаил покачал головой. Ерунда какая-то получается.

— У него что-то под курткой…

— Ясен перец! Мне нужно знать, сколько у него «этого под курткой»! Рванет весь подъезд, квартал или просто пшикнет?

Полковник нервничал, поэтому Миша нервничал тоже. Он не мог работать под плеткой, он не цирковая обезьяна. Сколько ни натирай этот чертов висок, ничего не увидишь.

— Не могу сказать, — выдохнул он. — Пока не могу.

Полковник с разочарованием поцокал языком.

— А мне Саакян рекомендовал тебя как гениального сыскаря! Е-мое, он ошибся?

Миша покраснел, но скорее от злости, чем от смущения. И не нашелся с ответом.

В эту минуту к полковнику подошел один из его людей.

— Ну что, пробили?

— Да. Наш орел — Самохвалов Константин Михайлович, 1985 года рождения, проживает здесь, в этом доме. С ним сейчас Топилина Татьяна Николаевна, 1966 года, проживает в Металлургическом районе, по специальности психолог, числится в штате районной поликлиники, подрабатывает в двух частных медицинских центрах.

— Так это ее пациент поди? — решил полковник. — Щас он будет рвать ее на куски. «Шестое чувство» какое-то!

Миша мысленно согласился. Выводы верные.

— Так, телефон его нашли?

— Да.

Служивый протянул «полковнику Смиту» бумажку с номером.

Как пели в свои лучшие годы братья Самойловы, Константин Самохвалов пытался «заново придумать некий смысл бытия». Отпустить жертву он не собирался — не для того выманивал из дома и умолял приехать, унижаясь и глотая невидимые миру слезы, — но трахнуть ее он не может. Не потому, что не хочет (он никогда так ее не хотел, как сейчас!), а потому что… не умеет!