Сергей Асанов - Тринадцать

Пожалуй, стоит набрать номер телефона Татьяны.

До начала занятия с Васькой Дрелем оставалось около трех часов. Михаил посмотрел на небо, поднял воротник теплой куртки. Зябко и пасмурно было сегодня.

«Лучшего дня для наблюдений за живой природой и не придумаешь, — подумал он. — Хм, живая природа — здорово звучит. Живее не бывает».

Он приехал в маршрутном такси на Тополиную аллею, дошел по тротуару вдоль магистрали до угла дома номер тринадцать, но во двор заходить не стал. Он еще издали увидел тельняшку Петра и его замызганный аккордеон. Сталкиваться с ним сегодня — точнее, сейчас, до того как он сможет сказать что-то внятное, — ему не хотелось. Будет информация — поговорят в другое время. Нет — извините, я сделал все, что мог.

Он прошел мимо торца дома, втянув голову в плечи. Как только скрылся за углом, выпрямился. «Операция „Ы“, — мелькнуло у него в голове, — чтобы никто не догадался».

Он хихикнул.

Миша миновал ряд гаражей, протиснувшись между двумя бетонными боксами и едва не утонув в вязкой жиже, образовавшейся от стоячей дождевой воды. Когда выпрыгивал на открытое пространство, чуть не порвал куртку возле плеча. Впрочем, вроде все обошлось, если не считать пятен ржавчины.

Он отряхнулся, огляделся.

Да, вот он, этот знаменитый пустырь Тополиной улицы, заканчивавшийся лесом. Это его видят жители из окон домов: весной и летом он красив, буйствует зеленью и манит, осенью он спокоен и молчалив и порой даже мрачен, а зимой его просто нет — пейзаж напоминает арктическую пустыню. И вот теперь Михаилу предстоит прогуляться по этой пустоши, войти в таинственный лес (он снова хихикнул) и найти… что найти?

— ХЗ, товарищ майор, — пробубнил он себе под нос и двинулся вперед.

До леса было всего метров триста. Миша посмотрел на часы. Если он будет двигаться быстро, то ничего не услышит и не увидит, а если поплетется, как дорожный каток, — не успеет на занятия с Васькой.

«Ладно, — решил он, — если что — позвоню, отменю занятия или задержу их ненадолго». Василий, кажется, будет только рад. История как наука его так и не зажгла, как, собственно, и обществоведение, и литература, и еще куча самых разных дисциплин. Гуманитарных, заметьте, не каких-нибудь там зубодробительных химий и математик! И на это поколение они возлагают будущее страны?! Да ему, Василию Дрелю, наплевать, что у него происходит под носом всего в трехстах метрах от дома, какие, к черту, судьбы страны! Будет отлынивать от лекций, сдавать зачеты и экзамены с помощью дорогого коньяка или мартини, тырить курсовые, спать на семинарах… а потом выйдет с дипломом. Закинет его на шкаф и уйдет в торговлю, будет открывать магазин за магазином до тех пор, пока в городе не останется ни одного свободного пятачка, где можно было бы погонять мячик или попить пивка на травке.

«Короче, ну его в жопу, этого Митрофанушку! — неожиданно для себя подумал Миша. — Я из-за него в новую историю вляпался!»

Он осекся. Вот здесь он прав! Именно благодаря абитуриенту Василию Дрелю Михаил здесь и находится. И не сказать, что это совсем лишний опыт для историка. Да-да, совсем не лишний.

— Ладно, пусть живет, маленький засранец, — с улыбкой буркнул Миша.

Он прошел уже метров пятьдесят. Обернулся. С этой стороны он дом еще не видел. Впечатления были забавные — как будто подсмотрел за своим начальником, моющимся в душе или сидящим на толчке. Вроде тот же человек, а когда смотришь на него в подобном необычном ракурсе, думаешь: е-мое, ну и чудовище. С задней стороны дом номер тринадцать был в полном неглиже: с балконов свисали выстиранные простыни, трусы и рубашки, где-то не хватало стекол, а где-то, наоборот, их было слишком много. Нижние этажи закрывали боксы гаражей, и тут срама было еще больше — жители не особо парились на весенних и осенних субботниках, сваливали весь мусор прямо здесь, на задах. Они, очевидно, полагают, что именно здесь и заканчивается планета Земля и ничего страшного нет в том, чтобы снять штаны, присесть и немного посрать.

«Интересно, — подумал Миша, — долго ли сможет человек валить огромные мешки мусора возле мусоропровода и терпеть при этом отвратный запах? Как говорил царь Александр Третий устами Никиты Михалкова, русский человек стоек, а потому непобедим!»

Он вздохнул и повернулся к лесу. Надо топать и делать дело, а не болтать со своим внутренним собеседником, каким бы увлекательным ни был разговор.