Сергей Асанов - Тринадцать

— Кхх, — произнесла старуха.

— Извините?..

— Хрррр… — выдохнула та.

Миша хлопал глазами и ничего не понимал. Старуха между тем аккуратно опустила зеленое пластиковое ведро на ступеньку, разогнулась, оперлась локтями на перила и снова уставилась на Михаила. Только взгляд теперь был…

«Господи, валить надо отсюда», — подумал парень.

Ему показалось, что зрачки у нее почернели. Она вытянула одну руку, медленно сжала ее в кулак, выпустив вперед указательный палец.

— Хррр… хххх… — задышала она.

— Так, все понятно, — сказал Миша и направился к лестнице. Старуха по-прежнему смотрела на него. — Бабуся, иди спать! Сумасшедший дом какой-то…

Шесть этажей он пробежал не останавливаясь. Когда выскочил на улицу, сразу ощутил разницу: воздух внутри дома был тяжелый, сдавливающий грудь. Он никогда не смог бы здесь жить.

Октябрь — странный, непредсказуемый месяц. В этом году он выдался неожиданно мягким, сухим и даже солнечным, за исключением нескольких мерзопакостных дней. Теплые куртки и дубленки все еще дожидались своего часа в пыльных шкафах, а традиционно депрессивные по осени горожане получили возможность немного пощеголять в более-менее изящных нарядах.

В то нежно-желтое октябрьское утро студент-химик Костя Самохвалов, 21 года от роду, проснулся как обычно. Он открыл глаза, посмотрел в белый потолок, сел на диване и стал механически натягивать свежевыстиранные синие носки и тщательно отутюженные черные брюки. Потом он включил телевизор на канале «Культура», глянул на термометр за окном (плюс 12 в тени!) и неспешно надел рубашку. К завтраку он всегда выходил полностью одетым, причесанным, надушенным, похожим на солиста хора мальчиков-зайчиков, и не было в природе еще той силы, что могла бы его убедить нарушить привычный утренний ритуал. Представить Костю Самохвалова за завтраком в футболке с изображением Че Гевары и джинсах или хотя бы в домашнем халате было невозможно. Это была бы настоящая катастрофа!

— Доброе утро, мама, — без всякого выражения произнес Костя, присаживаясь к столу. Мать, Елена Александровна Самохвалова, в девичестве Гольдберг, интеллигентная и еще довольно свежая и привлекательная в свои 50 лет женщина, не оборачиваясь кивнула в ответ. Она стояла у плиты и жарила яичницу.

— Мне, пожалуйста, два яйца, — продолжил унылый монолог Костя, — и, если возможно, без соли. Это возможно?

Елена Александровна повернулась к нему. Несколько секунд она молча изучала сына, затем со вздохом, в котором читалась уже ничем не излечимая тоска, произнесла:

— Это возможно, Константин Михайлович. Капуччино подавать со сливками на подносе с серебряными ложечками, или достаточно будет обычного растворимого в кружке?

Костя вскинул брови. Это была первая заметная эмоция на его постной физиономии.

— Мам, как ты спала сегодня?

Женщина вернулась к своему занятию — приготовлению яичницы.

— Спала как обычно — в одиночестве.

— А что тогда случилось?

Она ответила не сразу. Она просто не знала, что ответить. Вот у мужа, царствие ему небесное, всегда хватало ума, такта и, главное, умения так встряхнуть этого парня, что он вмиг вспоминал, в какой стране живет и почему в этой стране не любят инопланетян. Михаил Самохвалов был добр, мудр и терпелив — когда требовалось, он мог разговаривать даже с табуретками и плинтусами, и те его слушали.

— Ничего не случилось, — со вздохом бросила мать. — Просто мне кажется, что тебе пора снова сходить к Татьяне Николаевне.

Костя нахмурился.

— Почему ты так решила?

Мать поставила перед ним тарелку, придвинула приборы и хлебницу. Себе она накрывать почему-то не стала, а присела на стул напротив.

— Мне кажется, Костя, ты снова замыкаешься. Это не очень хорошо. М-м?..

Парень молчал. Тишину нарушал только работавший в его комнате телевизор.

— Если я не делаю замечаний, это не значит, что я ничего не вижу, — продолжала Елена Александровна. — Я все вижу. Ты давно не общаешься не только со мной — господи, уж это я как-нибудь переживу! — но ты ни с кем не общаешься и за пределами этого дома. Нельзя быть окруженным людьми и молчать с утра до вечера. Это вредно!

Костя продолжал игнорировать ее слова — он молчал, опустив голову и уставившись на свою нетронутую глазунью.

— Сынок, тебе крайне необходимо с кем-нибудь разговаривать. Хотя бы просто о погоде!

Костя поднял голову, кивнул в сторону окна.