Сергей Асанов - Тринадцать

— Алло, — сказал он.

Тишина в ответ. Но кто-то дышал. Дыхание было размеренное, глубокое и отчетливое.

— Алло, говорите! — повторил Миша уже с раздражением. Кто бы он ни был, этот придурок, нельзя звонить посреди ночи и молчать! Напугал своим звонком — говори дело и докажи, что причины были весьма серьезные, или пошел к черту. — Вас не слышно!

— Да, — со вздохом прошептали в ответ.

Миша похолодел.

— Не понял?..

Глубокий и режущий вздох повторился, и затем так же шепотом, но уже отчетливо прозвучало:

— Да. Запереть девчонку в комнате… Запереть…

— Что?.. — Миша осекся. Он вдруг понял, что задавать вопросы бессмысленно.

Трубка еще дышала несколько мгновений, по-прежнему не позволяя угадать пол звонившего и его возраст, хотя и прекрасно демонстрируя состояние его легких, а потом очень буднично и без всяких предупреждений умолкла. Не было даже прощальных коротких гудков.

Миша бросил трубку на диван, вытер пот со лба.

«Это что-то новое в нашей практике, господа экстрасенсы», — подумал он и снова посмотрел на часы.

3:17.

Утром он был совершенно разбит. Не вылезая из-под одеяла, он позвонил в университет на кафедру, сказал, что приболел и ближайшие два часа будет травить свой организм пилюльками. Занятия в университете его ожидали лишь после полудня, а потому Миша действительно мог с чистой совестью сегодня с утра поваляться в кровати.

Травить свой организм он не стал. Вместо этого быстренько принял душ, позавтракал, взял цифровой фотоаппарат и отправился по вчерашнему адресу. Пока ехал в маршрутном такси, раздумывал о том, что произошло ночью. У него до сих пор не было никаких версий относительно случившегося, хотя времени для поисков объяснения хватало — он так толком и не спал, все ворочался в постели, глядя на зеленые цифры электронных часов. Либо он перезанимался со своими студентами и стал хуже видеть, либо у часов что-то сломалось, либо…

«А, да брось ты, старик! — мысленно отмахнулся от этих мыслей Миша. — Ты снова вляпался, как тогда с вавиловской камерой, и тебе прекрасно известно, что никаких „либо“ быть не может — к гадалке не ходи».

Это действительно было так. Иногда Миша действовал интуитивно, не задавая никаких вопросов и уж тем более не ожидая никаких ответов, и он прекрасно знал, что движется в правильном направлении. Он наделил необъятными полномочиями своего внутреннего штурмана. В его воображении это был маленький лысый мужичок-пофигист, который «сам знает, как надо». Он жует жвачку, чешет в затылке, делает многозначительное лукавое лицо, и вскоре как бы начинаешь верить, что он действительно чем-то эдаким владеет. Случались, правда, и казусы: Миша часто оказывался там, где нормальному человеку быть не следовало, и занимался делами, которые находились, скорее, в компетенции ассенизаторов или ментов. Но иногда, черт возьми, «лысый штурман-пофигист» приносил в зубах обалденную добычу, и за это Миша прощал ему всю его бестолковую самодеятельность.

Во дворе дома номер «13» по Тополиной улице этим солнечным, но довольно зябким утром наблюдалось оживление. Во-первых, Михаил сразу отметил милицейскую машину, припаркованную возле одного из подъездов. Во-вторых, на углу мельтешила толпа, неожиданно многочисленная для восьми утра: человек десять мужиков разного возраста и сорта суетились вокруг чего-то большого и тяжелого. Лишь дойдя до середины двора, Миша понял, что они буксируют побитую тачку от гаража к дороге.

В-третьих, под «грибком» детской песочницы сидел странный мужичок — в плащевой стройотрядовской куртке, надетой поверх тельняшки, в потертых джинсах и с аккордеоном на коленях. Мужичок курил самую настоящую классическую папироску с приплюснутым и замусоленным раструбом — таких Михаил не видел в чьих бы то ни было зубах уже тысячу лет.

— Здравствуй, добрый человек, — сказал мужичок.

— Доброе утро, — сказал Миша, останавливаясь возле песочницы. Он понятия не имел, зачем он это сделал — его «штурман» продолжал работать вместо него.

— И тебя тянет на место преступления? — без всяких светских переходов и прелюдий произнес мужичок.

— Что, простите?

Дядя Петя улыбнулся, стряхнул пепел папиросы в песок.

— Не удивляйся, добрый человек. Сегодня мы все не в себе. Вон, гляди, — он кивнул в сторону бурлаков, тащивших несчастную семеновскую «тойоту», — чем развлекаются с утра местные алкаши. На нормальный эвакуатор эта чванливая жопа денег пожалела, решила бутылкой отделаться.