-- Конечно, все понятно, -- раздался женский голос из глубины кабинета, -- все понятно, хроника, как обычно, останется на талере... А потом пойдут жалобы, что газета плохо информирует!
-- Дорогая Рози, ну что я могу сделать? Конечно, на талере останется металл. Но я-то тут ни при чем! Каждый пропихивает огромные куски, ничуть не заботясь о соседях. Я и говорю, что так работать невозможно...
-- В Бурбонском дворце ночное заседание, -- заявил редактор отдела внутренней политики. -- Будет поставлен вопрос о доверии. Если надо поджать, я подожму. Только...
-- Хорошо, -- отрезал Бари. -- Норбер прав, газета не резиновая, и каждый должен помочь...
-- Если бы не объявления, -- тихо проворчал Норбер...
-- Слушай, старина, нельзя же отказаться от объявлений.
-- Я не говорю, что надо отказываться, я сам знаю, что объявления нам нужны, а все-таки...
-- Все, с этим вопросом покончено, -- продолжал Бари. -- Объявления приняты, и уже поздно их переносить. Я тебя прошу дать для Гонкуровской пять колонок -- это гвоздь завтрашнего номера...
-- Все, что можно, сделаю, -- рявкнул Норбер, -- но если эти господа не пожелают потесниться...
Жозэ спокойно уселся в глубине кабинета, неподалеку от девушки, которая вступилась за хронику. Он не впервые присутствовал при подобных сценах. Они повторялись почти ежедневно, а иногда и по нескольку раз в день.
Из наборного цеха примчался ответственный секретарь, ругаясь, он потрясал ворохом статей и размахивал своей линейкой.
-- У меня уже перебор на три колонки. Больше места нет. Газета не резиновая.
Да, места больше не было, а телетайпы продолжали терпеливо отстукивать буквы на бумажных лентах. Сообщения следовали за сообщениями, всякие мелочи сменялись дипломатическими материалами, отчеты -- мелочами. На столах редакторов отделов росли горы материала. И все -- первостепенной важности. Его поджимали, резали, переделывали, но наступал наконец момент, когда резать больше было нельзя. Тогда шли к Норберу или еще к кому-нибудь, ловчили, выклянчивали . Норбер размахивал своей карающей линейкой и кричал, что он не уступит, ни за что не уступит, потому что места нет. Нет, нет, ничего нет, конечно, невозможно...
И все же каждый раз происходило чудо, втискивались и , и еще много, много других колонок.
-- Вы только пойдите и посмотрите на талеры, что они мне понапихали! - сказал Норбер главному редактору.
Они вышли. В кабинете стало относительно тихо...
Жозэ подошел к Рози и угостил ее сигаретой.
-- Добрый вечер, Жозэ... Спасибо... Вы сегодня приехали из Гренобля? Мне понравился ваш первый репортаж... Остальные как-то хуже получились...
-- Да, -- согласился репортер. -- Остальные были очень плохие.
-- Нет, нет, не плохие, -- воскликнула девушка.
Жозэ резко переменил разговор.
-- Ну, что нового в вечернем выпуске? Много сообщений?
-- Много, но интересного ничего. Если не считать истории с Гонкуровской премией...
-- Да, я говорил с д'Аржаном.
-- Что он рассказал?
-- Ничего особенного. Лауреата нет -- вот и все.
-- Загадочное дело, -- проговорила Рози. -- Куплетисты позубоскалят вволю! Говорят, члены жюри не решаются нигде показываться.
Рози Соваж было двадцать восемь лет. Это была смуглая, хорошо сложенная девушка, с милым лицом. Ее глаза и мягкий взгляд как-то сглаживали неправильные черты и несколько великоватый рот. Рози слыла прекрасным товарищем и опытной журналисткой. Она заведовала отделом информации -работа неблагодарная и трудоемкая. Каждый день приносил поток сообщений и известий. Любая информация всего на три строки могла назавтра перекочевать на первую полосу и занять все шесть колонок. Но бывало и так: поступал сенсационный материал, а через сутки он выдыхался, как воздушный шар.
Рози Соваж обладала профессиональным чутьем, очень любила свое дело и превосходно угадывала вкус читателей.
Жозэ с задумчивым видом покуривал сигарету. Рядом с ним Рози, склонившись к телефону, говорила в трубку:
-- Алло, Норбер, это Рози... Помнишь, ты мне обещал на авиационную катастрофу три колонки. Не подведи, это очень важно. О ней будут говорить дня три...
-- Хорошо, хорошо, -- пробурчал в телефон ответственный секретарь. -Если бы только это...
-- Я тебя просила всего три колонки на развороте, а материал заслуживает быть на первой полосе.
-- Ладно, ладно, посмотрим.
Жозэ бросил сигарету, взял подшивку и принялся листать ее.
-- Вы перечитываете свой репортаж? -- спросила Рози.
-- Нет, что вы! -- тихо пробормотал журналист. -- Я просто просматриваю газету... Пожалуй, иногда полезно взглянуть на старые номера...
Читать дальше