Марина Юденич - Исчадие рая

Далее они занимались каждый своим делом.

Три дня неожиданно примирили их друг с другом.

Рокотов заговорил. И Лариса не остановила его.

– Дикая. С точки зрения нормальной жизни…

– Да, разумеется, вы чаще сталкиваетесь с патологиями…

– Я не это имела в виду. С точки зрения нормальной жизни, то есть жизни, к канонам которой наша психика привыкла и к ним адаптировалась. То же, что происходит теперь, она, то есть психика наша, понять не может. Эта жизнь для нее ненормальна. И происходят дикие истории.

– Да-да, я, кажется, понял вас. Впрочем, простите, все же не очень понял, но вы запретили по дороге сюда…

– Простите. Мне тоже надо было прийти в себя. Возможно, тон был недопустимым, но менее всего я хотела тогда изображать из себя этакую мисс Марпл, в финале потчующую всех истиной, как девонширскими сливками во время «five o'clock».

– Что-нибудь изменилось с тех пор? – В голосе Рокотова сквозила такая неприкрытая, почти детская надежда, что Ларисе стало стыдно за свой ученый снобизм. В конце концов, кошмар не просто задел – ударил, и пресильно, опрокинув при том самого Рокотова. Что же до вины, то сейчас она казалась Ларисе не такой уж бесспорной.

– Спрашивайте, чего уж там? – обреченно махнула она рукой, внимательно вглядываясь в лицо Рокотова. – Могу лишь просить вас об одном одолжении?

– Что угодно.

– Вы ведь не очень близоруки и вполне можете обходиться без очков. Снимите их, если, разумеется, это…

– Ах, вот вы о чем? Нет, разумеется, ничего эдакого. Просто привычка, если хотите. Имидж. Или как там у вас говорится? Психологическая защита. Извольте. – Глаза Рокотова, лишенные матовой дымчатой завесы, оказались совершенно обыкновенными, небольшими, карими, внимательными, проницательными даже, но без демонизма и… неожиданно добрыми.

– Удовлетворены?

– Вполне. Спасибо, спрашивайте.

– Не вижу логики. Очень многие ее поступки алогичны. Погодите смеяться: я не могу сформулировать это по-другому, но в чем-то она была потрясающе логична, предусмотрительна и вообще… являла чудеса разумной деятельности. Тем более если учитывать ее возраст и, так сказать, состояние здоровья… Но в чем-то, напротив, действовала совершенно нелогично. К примеру, зачем было убивать Бунина, если она смогла самостоятельно убить Раю? Не понимаю…

– Хорошо. Давайте по порядку. Кстати, смеяться мне совершенно не над чем: душевнобольные люди проявляют иногда чудеса изворотливости и смекалки. Здесь историю надо рассматривать в динамике. Поймите, она, обозначим ее, как уж привыкли, Ангел (надеюсь, Создатель простит нас за это), родилась отнюдь не вместе с Леной. Иными словами, недуг не был врожденным или приобретенным в младенчестве. Хотя основы были заложены. Она начала формироваться много позже из Лениных страхов.

– Главным из которых был страх потерять отца?

– Отнюдь. Этот страх был как раз производным. Более всего на свете она боялась возвращения прошлого: нищеты, унижений и всего прочего, что помнила много лучше взрослых. Запомните, Дмитрий, и простите за менторский тон, дай Бог, чтобы вам это никогда не пригодилось, но ваши дети, я имею в виду детей, растущих в достатке и сверхдостатке, гораздо более уязвимы, чем их малоимущие сверстники. Им есть ЧТО терять, это ЧТО – единственное, что у них пока есть, что выгодно отличает их от прочих, потеря ЧЕГО представляется им очень реальной (плохая пресса, мрачные прогнозы, ссоры родителей) и страшной. Страх Лены увеличивайте на порядок. А то и на два. Во-первых, в силу постоянных, глубоких депрессий в детстве из-за неверной, если не сказать порочной, системы воспитания – воспоминания детства потому глубоки, ярки, неистребимы. Сверстники знают, ЧТО они могут потерять, Лена, ко всему прочему, помнит, ЧТО придет на смену. Это первая составляющая боязни потерять отца.

Вторая – известная «милицейская» схема: плохой следователь – мать, хороший следователь – отец. Потеря второго – абсолютная власть первого.

Третье. Возрастной, нестрашный, если приходит и уходит вовремя, почти обязательный, как корь, комплекс Электры. Все девочки переживают период, когда их внимание к отцу есть не что иное, как внимание к первому мужчине, которого она имеет возможность наблюдать и изучать рядом с собой. Здесь случается и ревность к матери, и многое другое, но, повторюсь, это проходит. У Лены не прошло. И, оказавшись не в своем возрастном этапе, начало приобретать уродливые патологические формы.