Михаил Гребенюк - Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести

— А в этой истории с солдатом довольно много загадок, — повернувшись к майору, произнес младший лейтенант,

— Да, — не сразу отозвался Розыков.

— Знаете, товарищ майор, — проехав с полкилометра, снова заметил Воронов, — я думаю, что нам все-таки надо начинать с Вострикова. Этому типу, по-моему, очень много известно о преступниках.

— Вы что? Плохо владеете русским языком? — резко спросил майор.

— Почему — плохо?

— Разве слово «тип» относится к Вострикову? Какое у вас на это основание?

«Действительно, почему я решил, что Востриков связан с преступниками? — подумал Воронов. — Приревновал к Наташе? Глупо!.. Какое я имею право!»

В стороне вспыхнула звезда. Луна качнулась и медленно поплыла влево. Младший лейтенант пригнулся: мотоцикл обошел холм, и офицеры выехали на шоссе.

Язык мой — враг мой, говорит пословица.

Воронов не был болтуном, но он не удержался от соблазна сообщить Варьке, с которой встретился поздно вечером во дворе, о сегодняшних событиях. Причем, говоря об убийстве, он нарисовал такую жуткую картину, что Варька, оставшись одна, испугалась соседа, вышедшего с ведрами за водой.

Позже, когда она заскочила в квартиру и ошарашила бабку Анисью, крикнув: «Убийство!», ее охватил приступ буйного веселья. То, что Воронов рассказал ей об убийстве, было хорошим признаком. Теперь, больше чем когда-либо, жила в ней вера в свой успех. «Он еще может полюбить меня, — думала она, вертясь перед трюмо. — Ведь я не урод, не старуха — мне семнадцать лет! Как хорошо, что мне только семнадцать лет!.. Наташке целых двадцать!.. Какая она старая!»

Бабка Анисья не могла понять внучку. Можно ли так смеяться, когда кого-то убили? Ну, не бес ли вселился в нее — вон она снова закружилась перед зеркалом, будто скаженная!.. Эх-хе, в прежние времена такого не бывало… Дети слушались родителей — делали так, как было угодно старшим.

— Кого же убили, доченька? — после долгого раздумья спросила бабка Анисья.

Варька обняла ее и потащила к окну:

— Меня, бабушка, меня!.. Теперь я…

Бабка Анисья закрестила раскрытый беззубый рот. Чего уж там гадать: в девчонку вселился бес!

— Бог с тобой, внученька. Болтаешь, не знаешь что!

— Ах, бабуля, какая ты непонятливая у меня.

Варька оставила старушку и села на тахту. Девушка сама не знала, как получилось, что она стала думать о соседе, Ведь в доме всегда с презрением отзывались о Вороновых. «Голодранцы… Тихушники…» — иначе и не называли Алексея и Ефросинью Андреевну мать и отец… Правда, потом, когда Воронов поступил в милицию, эти слова стали повторяться реже. Отец — уж до чего самолюбив! — встречаясь с Алексеем, приподнимал шляпу и улыбался.

«Алеша хороший… Хороший… А я дурочка!» — упрекнула себя Варька. Она выглянула в открытое окно и испуганно соскочила с тахты. Напротив, около небольшого дома, дрались пьяные. Один с топором в руке орал на всю улицу: «Всем головы переломаю!» От него шарахались, как от прокаженного.

Неожиданно откуда-то появился Воронов. Он остановился в нескольких метрах от мужчины с топором и смотрел на него.

«Боже мой, он убьет Алешу!»—заметалась по комнате Варька. — Мама!.. Бабушка!.. Куда же они делись?.. Алексей!.. Алешенька!!.. — закричала она и бросилась к двери.

— …Отведите его в отдел! — сказал Воронов двум молодым ребятам.

— Ладно, — отозвался один.

Варька присела на скамейку, врытую в землю у калитки, и с облегчением вздохнула. Все обошлось хорошо — пока она выбегала из дома, Воронов каким-то образом обезоружил мужчину с топором и связал его. Мужчина стоял смирно, понуря большую косматую голову. До него, очевидно, только теперь дошел весь смысл того, что он мог сделать,

Наташа постоянно выходила на работу в восемь часов утра. Воронов, одев гражданский костюм, появился на улице без четверти восемь. Он решил поговорить с нею о Вострикове. У него всю ночь не выходили из головы слова: «Я вас знаю. Вы — Воронов, Алексей Дмитриевич». Востриков, должно быть, неспроста сказал это.

Младший лейтенант узнал ее сразу, едва она вышла из ворот дома. Сделав вид, что не может зажечь спичку, он остановился у кряжистого тутовника, похожего на малярную кисть.

— Здравствуй, Алеша. Ты на работу?

Воронов бросил папиросу в арык.

— Наташа! Вот встреча! Здравствуй. — Ему хотелось сейчас же кинуться в омут: сказать о том, что волновало его, но она была так счастлива в это время, что у него не хватило духу. Он скороговоркой добавил, отворачиваясь от нее: — На работу. Пойдем, нам по пути.