Масси Суджата: Мастер икебаны

Я опаздывала. Сама виновата. Не надо было расслабляться за утренним кофе, поливать абсолютно все свои цветы, томиться и слоняться по квартире, за это пришлось расплачиваться напряженным джоггингом от станции до школы... Впрочем, я, кажется, знала, в чем тут дело. Это все моя тетя Норие с ее рассуждениями о работе антиквара-фрилансера, в которой она ничего не понимает. Ее послушать, так антикварный дилер целыми днями ничего не делает, кроме того что слоняется по улицам и разглядывает витрины.

Мое тогдашнее опоздание в Каяма — это, если угодно, подсознательная попытка ответа тете Норие, мое пассивно-агрессивное «нет».

Я ведь японка только наполовину. И моя вторая половина — американская — не слишком-то удовлетворяла японских родственников в Йокохаме, городе моего отца.

Я смеялась в кино над японскими шутками, умела пить чай так, как полагается, могла даже приготовить маринованную редьку дайкон , но я ничего, ничегошеньки не знала о великом японском искусстве икебаны, и это наводило тоску на все семейство, а тетушку Норие повергало в молчаливый ужас. Она даже слова не смогла вымолвить, когда увидела, как я заполняю нечто вроде погребальной урны ветками цветущей сливы, она посмотрела на меня долгим взглядом, вот и все. Нет, не все — вскоре после этого мне сообщили, что я записана в школу Каяма, где должна непременно исправиться, посещая занятия у достопочтенных мастеров.

Достаточно было посетить два занятия, чтобы все стало ясно: в икебане меньше значит лучше, и мне лучше, гораздо лучше гулять по городу, где вот-вот вспыхнет и распустится сакура; и меньше, гораздо меньше хочется торчать в непроветренной классной комнате, особенно в такое прозрачное и яркое утро, как тогда, в последний вторник марта.

В утренних новостях как раз объявили, что вишневые деревья в Токио зацветут дней через пять и продержатся в полном сиянии до середины апреля, так что городские жители могут готовиться к ханами [3] Ханами - древняя традиция любования цветами сакуры. Символизирует конец холодной зимы, в Токио приходится на начало апреля. и к созерцанию падающих лепестков. «Однако же, следите за облаками! — добавил в конце диктор, улыбнувшись в умилении. — Облака, заслоняющие луну, могут вызвать шторм, который растреплет бутоны!»

Это, между прочим, старинная пословица такая. Означает, что несчастье идет рука об руку со счастьем и подкрадывается незаметно.

Предсказание — рискованная штука. Первое время я диву давалась, сколько народу в Японии пребывает в уверенности, что будущее кроится непременно по лекалам прошлого.

Прошлое — модель для сборки будущего, как-то так у них выходит.

Но я в этом ничего не понимаю, предсказатель из меня никудышный. В то чудесное, просвеченное мартовским солнцем утро, когда я бежала по городу, опаздывая на урок в Каяма, мне и в голову не могло прийти, куда я на самом деле бегу.

Откуда мне было знать, что цветение сакуры, которое, как обещал улыбчивый диктор, накроет город розовой волной, принесет нам и кровавый прибой, и шторм, смертельно треплющий бутоны... нет, этого никто из нас — ни моя умная тетушка, ни диктор, ни тем более я сама — в то прозрачное утро не мог бы себе и представить.

Здание Каяма Каикан возвели двадцать лет назад, в те эйфорические времена, когда японская экономика стремительно шла в гору. Две авангардные зеркальные башни школы свидетельствовали о богатстве, власти и новом почерке. Именно эти черты считались фамильными в семействе Каяма, но это я, кажется, уже говорила.

Тетя Норие рассказывала, что в позапрошлом веке, году в 60-м, семья, владеющая здесь землей, открыла школу икебаны, когда один из сыновей внезапно передумал становиться монахом и заявил, что намерен обучать других тому, чему сам успел выучиться в буддистском храме, то есть искусству составлять букеты.

Учиться к нему — а это был первый иемото в семье Каяма — пришли заносчивые и любопытные жены японских купцов, так же как к нынешнему иемото приходят жены клерков и коммивояжеров. Каяма процветала до середины двадцатого века, как и несколько других школ, но после Второй мировой дела застопорились. Богатых японок, любящих искусство и располагающих временем, становилось все меньше.

Иемото собрался с мыслями и пригласил в гости американку, жену генерала — полюбоваться икебаной и выпить хорошего чаю. Американка записалась в школу и привела стайку скучающих офицерских жен. Все пошло на лад. Каямская увядшая было икебана покрылась свежими бутонами, приободрилась, иемото принялся путешествовать по миру, и к концу шестидесятых — через сто лет после открытия — бетонное здание, где училась моя тетушка, стало тесным, вышло из моды и было разрушено, уступив клочок земли двум высоченным башням, блистающим чистыми стеклами.