Василий Ардаматский - Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов

— Опять дешевая лирика, — поморщился капитан Долинч. — Мы здесь заняты делом, за которое отвечаем головой.

— Юри, тебе придется это сделать, — строго сказал мистер Глен. — Это действительно наилучший способ ликвидировать инцидент.

— Ну вот и прекрасно! — сказал капитан Долинч. Он быстро запечатал деньги в конверт и протянул его мне. — Прошу, мистер Коробцов. И поймите — вы еще дешево отделались.

Мистер Глен, как всегда, подвез меня. Он всю дорогу молчал. А я с отвращением к самому себе думал о том, как буду вручать конверт Роману Петровичу Улезову.

— Прошу тебя, Юрий, — сказал мистер Глен, остановив машину примерно в полкилометре от лагеря. — Помни о дисциплине. Ждать осталось недолго.

— Почему я должен передавать деньги… агенту гестапо? — спросил я.

— Передашь! Выполняй приказы, черт возьми! — с яростью крикнул мистер Глен. Он круто развернул машину и уехал…

Улезова я нашел в канцелярии, где он просматривал какую-то картотеку.

— Юрий! Ну, здравствуй, здравствуй! — сказал он. — Ты куда-то ездил? Что новенького?

Я протянул ему конверт:

— От капитана Долинча.

— Долинча? — вырвалось у него испуганно.

Он распечатал конверт, посмотрел, что там лежит, и вдруг по-солдатски вытянулся передо мной и тихо сказал:

— Прошу прощения.

Я отвернулся. После этого Роман Улезов явно старался не попадаться мне на глаза. Но мне от этого легче не было.

Я получил письмо из советского посольства в Бонне. Меня приглашали посетить консульский отдел двенадцатого сентября, а письмо пришло одиннадцатого утром — очевидно, оно где-то было задержано.

Позвонив в Мюнхен капитану Долинчу, я получил приказ выехать с первым же автобусом.

Когда я приехал, мы с мистером Гленом заперлись в пустой комнате.

— Ну вот, Юрий, наступил один из самых ответственных моментов нашей операции, — начал мистер Глен. — Помни, что там с тобой будут разговаривать люди более опытные, чем ты; они попытаются поймать тебя на противоречиях, на неточностях. Свою легенду ты знаешь отлично, но все же старайся быть немногословным. Особенно в аргентинском эпизоде. Больше говори о побуждениях к возвращению: одиночество в чужом мире, лучше умереть, чем жить на чужбине, и тому подобное. Наконец, ты квалифицированный токарь, и нахлебником дома не будешь. Волнуешься? — внезапно спросил он.

— Немного, — ответил я не сразу.

Я и в самом деле не испытывал большого волнения. Последние два дня у меня вообще было состояние какого-то отупения. Хотелось только как можно скорее вырваться отсюда, чтобы началась наконец работа…

Такси остановилось возле советского посольства. У полицейского, стоявшего перед воротами особняка, я спросил, как пройти в консульский отдел. Не удостаивая меня разговором, он жестом показал, что надо зайти с переулка.

Сотрудник консульства прочитал приглашение и провел меня в просторный, просто обставленный кабинет. За столом сидел мужчина с седой головой, но лицо у него было совсем молодое.

— Садитесь, — сказал консул сухо и, внимательно посмотрев на меня, спросил: — Коробцов Юрий Михайлович?

— Да.

— Как вы оказались среди перемещенных?

— Во время войны немцы угнали в Германию мою мать и меня. А после войны мать завербовалась в Аргентину. Там она и умерла… Чахотка.

— Судьба русской женщины… Страшно подумать, — сочувственно сказал консул и спросил: — Здесь вам не мешали связаться с нами?

Я сказал, что меня предупредили земляки и я все письма отправлял из Мюнхена.

— У вас в Ростове или где-нибудь еще в Советском Союзе остались родственники? — спросил консул.

— Я просто не знаю, — ответил я. — Отец умер, когда я был еще совсем маленьким. Больше я никаких родственников не знал. Я помню только соседей по улице: тетю Лену — портниху, потом одного старика, который меня очень любил. И ребят, с которыми я учился в школе.

— На какой улице вы жили?

— Кажется, Овражий переулок…

— Почему вы хотите вернуться обязательно в Ростов?

— Мне кажется, что только там я смогу почувствовать себя дома, — сказал я. — Поймите, господин консул, я один на всей земле, и здесь мне все чужое. Лучше умереть, чем так жить.

— Бывает иначе, — сказал консул. — Иные люди не хотят возвращаться туда, где потеряли все.

— Но я умоляю вас разрешить мне вернуться только в Ростов.

Консул взял со стола лист бумаги и протянул мне:

— Это анкета. Пройдите к дежурному и не торопясь ответьте на все вопросы. Если что будет не ясно, попросите дежурного помочь. Потом снова зайдите ко мне.