Вскоре мистер Глен отвез меня в Западную Германию.
— Будешь там учиться, как все нормальные люди, — сказал он. — Тебе нужно образование, а не ряса священника…
И вот уже почти год я живу в большом старинном городе Франкфурте-на-Майне. Двухэтажный особняк, в котором меня поселили, находится на далекой окраине города, там, где с Франкфуртом почти сливается другой город — Оффенбах. Эти города, разрастаясь, как бы шли навстречу друг другу. И, пока они еще не сдвинулись вплотную, здесь было просторно и много зелени.
Особняк стоял в глубине такого густого фруктового сада, что с улицы не был виден. Мне рассказали, что он принадлежал большому чиновнику гестапо и после войны был реквизирован американцами. Теперь в нем размещалось какое-то американское полувоенное учреждение. Из окна своей комнаты я видел, как в главный подъезд входили военные и штатские люди. Моя комната находилась в маленькой одноэтажной пристройке, и в главном здании я еще ни разу не был. Даже сад возле пристройки был отделен плетеной металлической сеткой, и я мог ходить только здесь.
Со мной занимались четыре преподавателя. Они приезжали на три-четыре часа в назначенные дни.
Один педагог был по истории и праву, другой — по математике и физике, третий — по немецкому языку и четвертый — он приезжал только по воскресеньям — вводил меня в курс современной жизни мира. Никаких уроков я не готовил, слушал лекции-беседы и, если хотел, делал конспекты. Только немецким языком я занимался другим методом: зубрил грамматику, учил на память тексты, делал переводы, практиковался в разговоре. И я очень старался. Ведь мистер Глен сказал, что, как только я немного освоюсь в немецком языке, я начну посещать лекции в университете.
Мистера Глена я видел примерно раз в неделю. Он приезжал, и мы или отправлялись гулять по городу, или катались на его машине. Он был доволен мной и однажды шутя сказал, что я своими способностями пугаю учителей.
— Видишь, у меня лисий нюх на способных людей, — смеялся он. — Я увидел тебя впервые в коллеже и сразу сказал себе: "Рамбье дурак. Он увидел в этом парнишке только русского, а я вижу в нем способного человека". Клянусь честью — сразу так и подумал. И не ошибся.
Я был счастлив от его похвал.
Но однажды после прогулки, уже прощаясь, он вдруг сказал:
— Мистер Киркрафт жалуется, что ты изводишь его дурацкими вопросами. Хочу дать тебе совет. Современный мир таков, каков он есть. Ни я, ни ты не в силах его изменить. И твоя задача только запоминать, что говорит тебе мистер Киркрафт. Ведь и он не больше как фотограф современности. Ты понимаешь меня?
— Понимаю, — ответил я.
— Ну и прекрасно! — Мистер Глен пожал мне руку, ущипнул за подбородок и пошел к машине.
Мистеру Киркрафту, о котором шла речь, лет сорок пять, а может, и все пятьдесят. Очень высокий ("в юности меня сманивали в баскетболисты"), подтянутый, подвижной, с моложавым, но немного обрюзгшим крупным лицом, он являлся ко мне с кипой газет и журналов, раскладывал их на столе и всегда начинал с одной и той же фразы:
— Ну, давай разберемся, что натворили люди.
И делал краткий обзор мировых событий.
Когда он пришел в первый раз и выяснил, что я ничего о современной жизни мира не знаю, он с любопытством посмотрел на меня:
— Случай исключительный и тем более интересный. Я для тебя буду Колумбом, открывающим все Америки сразу. А ты для меня, как шестой континент, вылупившийся изо льда.
Так как я не знал, что такое шестой континент, мистеру Киркрафту пришлось объяснить. Потом он сказал:
— Но, мой юный друг, если мы с тобой возьмем дистанцию от времени открытия шестого континента, то до нынешнего президента Америки Трумэна мы доберемся гораздо позже, чем растают льды, покрывающие Антарктиду. Договоримся так: для тебя современная история начнется вместе со второй мировой войной — огромным событием, решившим и твою личную судьбу. — И он неторопливо, будто сказку, начал рассказывать: — Жили на земле три великих человека: Сталин, Гитлер и Рузвельт. И каждый из них хотел свою страну сделать главной на земле. Из-за этого, собственно, и возникла война…
Он объяснил, что такое коммунизм, фашизм и американский демократизм. Пока я понял одно — людям всей земли подлинную свободу и счастье могут дать только американцы. А коммунисты этому мешают.
Потом он стал рассказывать, как проходила вторая мировая война. Это было очень интересно. Ведь сам я о войне знал так мало. По сути дела, я помнил немного Ростов и переезд в Германию, помнил смерть мамы. И потом еще помнил, как в приюте однажды ночью мы проснулись от близкой стрельбы и потом долго не могли заснуть. Утром подняли нас на час раньше обычного. Невыспавшиеся, одурелые, мы построились в проходе между кроватями. В спальню вошел господин Лаше и с ним три военных человека с винтовками в руках. Господин Лаше громко и торжественно объявил, что с этого момента наш приют находится под защитой английской армии. Мы ничего не понимали, было холодно, многие стоя спали… Вот и все, что я сам знал о войне.
Читать дальше