— Ну, видишь? — весело сказал господин Джон. — Достаточно ему было узнать, что я американец, и он из грозы превратился в само солнышко.
Когда мы подошли к канцелярии, машина уже была там, и господин Джон дружески попрощался со мной и уехал.
А я, возбужденный, радостный, бросился в самый дикий угол сада, где густо рос малинник. Забравшись в самую его чащу, сел на землю, раскрыл книгу и увидел ее название: "Жан Мелье. Завещание".
Я читал не отрываясь, пока не стало темно, пропустив обед и ужин. Занавесив окно одеялом, я продолжал читать в своей комнате. А когда настало утро, я снова забрался в малинник…
Читать эту книгу было нелегко, и, если бы она попала в мои руки обычным путем, у меня, наверное, не хватило бы терпения всю ее прочитать. Но книга, принадлежащая господину Джону, не могла быть неинтересной, и, когда я что-нибудь не понимал, я винил себя, а не книгу. Перечитывал такие места по нескольку раз и все равно не понимал. Материя движется — что это такое? Я готов был разреветься от досады.
Однако далеко не все было таким непонятным. Мир устроен несправедливо, — утверждал Жан Мелье, и я с этим был полностью согласен; несправедливость эту я испытывал на себе.
Одним дано все, у других все отнято, — утверждал Жан Мелье. Он гневно обличал богачей и с любовью говорил о нищих. А разве я не так же ненавидел франтов? Разве все мои страдания были не оттого, что я здесь нищий, живущий на благотворительные подачки богачей? И, наконец, я прочитал то, что меня потрясло, — Жан Мелье утверждал, что религия гнусно обманывает людей, ибо она, с одной стороны, проповедует, что все от бога, в том числе, значит, и вся несправедливость жизни, а с другой — и опять-таки от имени бога — требует: смирись. Она торжественно возвещает, что все люди братья, но к смирению призывает только обездоленных.
Жан Мелье писал о продажности, о лицемерии церкви и ее слуг, у которых главная обязанность — заставить лишенных всего людей верить в благочестивую чепуху и одновременно в то, что мир устроен идеально и точно так, как хочет бог, а посему они должны быть смиренны и покорны.
"Это правда!" — кричало во мне все, и я вовсе не чувствовал себя вовлеченным в кощунство против бога и церкви. Наоборот — книга словно исцеляла меня, объясняла мне все, что со мной произошло и происходит. Эти страницы были для меня как бы ступеньками, по которым я с туманных высот моей мальчишеской веры спускался на несправедливую, грешную, но ясную землю, залитую щедрым летним солнцем.
В понедельник приехал господин Джон. Я увидел его за рулем светло-серой машины — обаятельного, красивого, с ласковыми глазами — и бросился ему навстречу с книгой в руках.
Взяв у меня книгу, он небрежно бросил ее в машину и спросил:
— Прочитал?
— Да.
— Что скажешь?
— Сказать толком всего я еще не могу, но со мной что-то происходит… Я начинаю понимать… Я освобождаюсь…
Господин Джон пристально и весело посмотрел на меня:
— Садись в машину. Проедемся.
Мы выехали на шоссе и помчались к городу, который до сих пор я видел только издали. Теперь он быстро надвигался на нас. Мы молчали. Мне было очень хорошо. Вблизи города господин Джон остановил машину на обочине, выключил мотор и повернулся ко мне.
— То, что ты, Юрий, сказал о книге, мне не нравится, — произнес он и, вынув сигарету, закурил.
Господин Джон говорил сейчас тихим и добрым голосом, не сводя с меня совсем невеселых глаз.
— Настоящая вера необходима человеку, как воздух, и она, Юрий, совсем не путы. Наоборот, в ней, в вере, — дополнительная душевная сила человека. Если человек ни во что возвышенное не верит, он легко может совершить бог знает что. На днях, например, я прочитал в газете страшную историю. Отец убил пятилетнюю дочь и жену. Вот тебе, кстати, еще один пример церковной лжи. Церковь утверждает, что все в жизни — от бога. Да? Значит, этот убийца своей дочки и жены тоже от бога?
Я напряженно обдумывал то, что услышал.
— А все дело в том, как устроена жизнь на земле, — продолжал господин Джон. — Есть, например, такая страна — Америка. Там нет обездоленных, и там ни богу, ни церкви не надо никого обманывать. Там все искренне верят в бога и в его высшую справедливость. Ну, а здесь, в насквозь прогнившей и продажной Европе, ни о какой справедливости не может быть и речи. Так что тебе, Юрий, не надо отказываться от веры. Нельзя, Тебе следует вернуться к твоей вере, к той, которую ты придумал еще в сиротском приюте. Исповедоваться перед злым чертом из вашего монастыря — это занятие бесполезное. А вот исповедь перед собственной совестью, требующей от тебя честности, исполнительности, преданности делу и любящим тебя людям, просто необходима. Ты мне рассказывал про свои молитвы. Вернись к ним. И начни с той, где ты клянешься на добро людей отвечать добром. Можешь?
Читать дальше