Елена Арсеньева - Рецепт Екатерины Медичи

— Вернер?! — сдавленно вскрикивает Марика. — Вы Вернера называете почтовым ящиком ? Да ведь вы убили его именно за то, что он вытащил записку из вашего кармана!

Произнеся эти слова, она в ужасе умолкает, потому что никогда в жизни еще не называла другого человека убийцей, практически глядя ему в глаза. Сейчас Торнберг, конечно, примется уверять, что не делал ничего такого, что никого не убивал…

— Ну да, я его убил, — равнодушно признается профессор. — Но предварительно облегчил ему процесс кражи. Но вся штука в том, что мне отлично известно подлинное лицо Вернера Феста! Я его с первого взгляда узнал, еще когда он принялся так бездарно притворяться врачом и лечить столь же бездарно изображенный сердечный припадок Хорстера. К счастью, Фест подумал, что я его не узнал, иначе, думаю, эти двое нашли бы способ убить меня еще в метро. А быть может, заодно и вас, убрав ненужную свидетельницу. Ну-ну, не дрожите так, Марика, ничего ведь не произошло. Вы живы и, вполне возможно, проживете еще долго! — смеется Торнберг. — Но вернемся к Вернеру Фесту. Хорстер думал, что тот работал на него. Напрасно он так думал! Интересы Феста лежали совершенно в другой плоскости. Он не отдал бы записку Хорстеру: сказал бы, что не смог вытащить ее у меня, а сам передал бы своим людям. Моя бумага попала бы туда, куда не должна была попасть ни под каким видом.

— Что, эти Хорстер и Фест — английские или американские шпионы? — спрашивает Бальдр так равнодушно, как если бы обсуждал непостижимый цвет воды в Сене, которая, как известно, всегда зеленая — в любую погоду, в любое время суток и года. Нет, пожалуй, о Сене он говорил бы даже с большим интересом, чем об англо-американских шпионах, обнаружившихся в сердце рейха!

— Как говорят представители только что упомянутых вами национальностей, no comments, без комментариев! — качает головой Торнберг. — Главное, что избыточная осведомленность той команды, за которую играл Вернер Фест, представляла бы прямую угрозу моей деятельности. Поэтому я убил одним выстрелом двух зайцев: обезопасил себя от Вернера (да и Хорстера заодно, наш берсеркер и не подозревает, что должен быть мне благодарен!), а также обеспечил Хорстеру получение моего письма. То есть я был в этом убежден до тех пор, как увидел, что вы сунулись в мой почтовый ящик.

Марика вспоминает то жуткое ощущение, которое испытала, когда ее живые, теплые, дрожащие пальцы коснулись неподвижного, скрюченного, окостенелого почтового ящика , и начинает дышать часто-часто, чтобы прогнать приступ тошноты. И все-таки… если, убив Вернера, Торнберг спас Хорстера… ну, тогда… тогда, быть может, он не такое уж чудовище?

— Даю вам слово, девочка моя, что, если бы в ту минуту у меня был пистолет, я застрелил бы вас не задумываясь, — добродушно усмехаясь, признается Торнберг. Марика в ужасе пытается выдернуть свои пальцы из его руки, что ей, однако, не удается. — Ну, ну, не сердитесь на меня, это был порыв, который мгновенно возник — мгновенно и прошел. Разве вам не приходилось испытывать вот такое внезапно нахлынувшее, неконтролируемое желание убить кого-нибудь, кто вас донельзя раздражает, кто самим фактом своего существования грозит сломать вашу жизнь, отнять самое дорогое, что у вас только есть?

Марика замирает. Ну да, не далее как полчаса назад она испытывала именно такое желание и задыхалась от невозможности его выполнить… Откуда Торнберг знает? Или он говорит просто так, абстрактно? Нет, Марика чувствует: он знает! Но откуда?!

Растерянная, испуганная, она замирает, а Торнберг ласково, одобрительно сжимает ее руку:

— Заметьте, я мог бы не признаваться в этом намерении, но я хочу быть предельно откровенным с вами, Марика. Я счастлив, что пистолета у меня не оказалось. Выстрелом я привлек бы к себе ненужное внимание. Тем более что Хорстер и так не поверил моему охраннику, которого я наспех проинструктировал, как следует отвлечь от меня его внимание. Помните того человека с рыжими волосами? Он оказался не слишком-то убедительным актером. Я надеялся, что Хорстер займется мертвым Вернером Фестом и найдет шифровку. Но он предпочел искать под развалинами то, чего там никогда не было, — мой искалеченный труп. А записку взяли вы. Несчастливая случайность помешала моему замыслу! Но уже через минуту я подумал: а почему, собственно, случайность — несчастливая? Я вообще поклоняюсь случайностям. Кто-то посвящает жизнь поискам философского камня, ну а меня доводят до исступленного восторга пульсации необыкновенного! Чтобы вы меня поняли, приведу несколько поистине убийственных примеров. Например, в одной из школьных тетрадей Наполеона (да-да, этот великий человек тоже был школьником!) были написаны такие слова: «Св. Елена, маленький остров». Что характерно, написаны они были на самых последних строках последней страницы… Полагаю, вы все помните, что Наполеон Бонапарт умер именно на острове Святой Елены. Или вот еще: за четыре года до начала нынешнего века, в 1896 году, мало кому известный английский писатель по фамилии Гиел опубликовал роман, где действует банда ужасных, чудовищных преступников, которые терроризирует Европу, разоряют ее, убивают людей, которых они считают виновниками всех несчастий человечества, и сжигают их трупы. Гиел озаглавил свой роман «СС». Не сомневаюсь, и содержание романа, и название вызовет у вас определенные ассоциации с реалиями современности… — усмехается Торнберг. — Ну как тут не вспомнить нашего великого Гёте: «Грядущие события отбрасывают свои тени назад…»