Елена Арсеньева - Рецепт Екатерины Медичи

Алекс вдруг берется руками за голову и начинает раскачивать ее из стороны в сторону.

— Нет, не может быть, — бормочет он, — быть того не может!

Голова у него раскачивается все быстрей и быстрей, и Марика даже пугается, что дорогой кузен сейчас оторвет ее напрочь. И что ей тогда делать?! Как она будет объясняться с добрейшим герром комендантом? Гулять уходила с целым военнопленным, а вернется с безголовым.

— Алекс! — в ужасе вскрикивает она, но тот не слышит ее, а все мотает головой и бормочет:

— Шаман… кристалл… ипсилон… анх… руны победы… слияние мужского и женского начал… Он что, гермафродит, что ли?! А при чем тут Мальтийский крест? Треугольник? Свастика? Причем это именно свастика, а не саувастика, значит, как бы положительный символ, во имя высшей цели… Нет, отказываюсь понимать! Кто он? Как его найти в Париже?! Здесь должна быть какая-то подсказка, и она определенно есть, только я ее не вижу. Дурак, неуч, тупица! — И, словно его бедной голове мало было качаний из стороны в сторону, Алекс с силой бьет себя в лоб кулаком. Бьет раз и другой, и глаза у него при этом совершенно безумные…

— Алекс! — уже истерически вопит Марика, и ее пронзительный крик наконец-то достигает слуха разбушевавшегося кузена. Он прекращает самобичевание, вернее — самоизбиение, и виновато смотрит на испуганную девушку.

— О, извини, дорогая, — наконец выдыхает Алекс. — Я иногда прихожу в отчаяние от того, что такой идиот. Ну зачем я бросил семиотику, зачем сунулся в медицину? Ничего на самом деле не узнал для себя нужного, интересного, и пользы от меня людям — с гулькин нос. А вот семиотика… Настоящая поэзия! Это сродни искусству — постоянно балансировать на грани разгадки тайны. Если бы я не бросил семиотику, я уже трижды прочитал бы этот проклятый шифр!

И он делает такое движение, словно опять намерен схватить себя за голову и начать трясти ее. Нет, еще раз подобного зрелища Марика просто не перенесет!

— Знаешь что… — торопливо говорит она, — по-моему, ты зря так переживаешь. Это же не просто ребус для случайного читателя, не просто своеобразная проверка эрудиции первого встречного-поперечного. Я думаю, Торнберг писал свою записку для какого-то конкретного человека, который отлично знал, что именно какой символ должен означать. Он нас с Хорстером просто дурачил, делая вид, что пишет что в голову взбредет. Кстати, мне кажется, последний знак в постскриптуме — то ли имя того, кому шифровка адресована, то ли подпись.

— И что это за знак? — тупо спрашивает Алекс, который, судя по всему, вытряс из своей несчастной головы остатки соображения.

— Ты что, забыл прадедушкины астрономические атласы? — сердится Марика. — Это же Меркурий!

И опять с лицом кузена начинает твориться нечто странное. Нет, он не таращит глаза, не разевает рот, не хватает себя вновь за голову. Но и не столбенеет от изумления. Лицо его просто лишается всякого выражения: такое ощущение, что перед Марикой дом, в котором внезапно, без всякого объяснения причин, захлопнулись все двери и окна, да еще и все ставни закрылись.

— Кому ты говорила об этом? — раздается голос изнутри дома.

Это не Алекс говорит, совершенно точно. Ведь Марика не видит, чтобы он шевелил губами. Чревовещатель, а не кузен!

— Бальдру. — Она не считает нужным врать. — Он, кстати, считает, что черно-белый квадратик может быть одним из морских сигнальных флажков, который имеет значение: «Вы идете навстречу опасности». И подпись — «Меркурий». Про имеющуюся в постскриптуме букву мы с ним не говорили, но мне кажется, что она — начало какого-то немецкого слова, намек на тайну, мол, все эти сведения нужно держать в тайне, или, к примеру, слово-помощник, в том смысле, что Торнберг хочет помочь Меркурию. А впрочем, он мог подразумевать любое слово, которое начинается на ту же букву.

— Совершенно верно, — охотно кивает Алекс. — Например, немецкое слово «сообщник». Это, в общем-то, почти то же, что помощник… С той же буквы начинается масса немецких слов: скажем, коварный, лицемерный или палач… Послушай, кузиночка, — спрашивает вдруг Алекс, — а ты говорила на эту тему только с Бальдром?

— Да, — решительно отвечает Марика после заминки. — Только с ним.

Заминка была самая крохотная, однако Алекс ее мигом улавливает.

— Только? Ты уверена?

— Ну конечно! — убежденно кивает Марика. — Я больше никому и словом не обмолвилась о записке. Просто спрашивала кое-кого из знакомых, знают ли они кого-нибудь по имени Меркурий, но на меня все смотрели, как на дурочку. Конечно, это старомодное имя, но…