Деклан Хьюз - Дурная кровь

Линда подошла к холодильнику, взяла пакет с грейпфрутовым соком, водку и поставила все на стол. Смешала, получился очень крепкий напиток, и она отхлебнула добрую половину.

– Слэйнт, – сказала она и ухмыльнулась с бравадой плохой девчонки.

Я разложил на столе листки бумаги и разгладил их. На одном оказалось четыре надписи:

Дэгг

Т

Л

Дж У

На втором – четырнадцать имен.

– Ты кого-нибудь из них знаешь? – спросил я Линду.

– Рори Дэгг – менеджер проекта строительных работ Доусона. Больше никого не припоминаю.

– Ты сказала, что Питер в прошлую пятницу был на реставрации ратуши Сифилда. Рори Дэгг тоже там был?

– Мог быть.

– Тогда этой «Л» можешь быть ты. Видимо, это список людей, с которыми Питер собирался встречаться в тот день.

Я посмотрел на другой список: Брайан Джойс, Лео Максуини, Джеймс Керни, Анджела Маккей, Мэри Рафферти, Сеозам Маклайамм, Конор Гоган, Нил Лавелль, Имон Макдональд, Кристина Келли, Брендан Харвей, Том Фаррели, Эйтна Уолл, Джон О'Дрискол.

«Т» могло означать Тома Фаррели. «Л» могло быть Лео Максуини. Но кто это? Имеют они какое-нибудь отношение к гольф-клубу, в котором Питер не состоял?

Линда покачала головой – ее глаза снова помутнели. Мне захотелось присоединиться. Здесь было как-то безопасно; убого, но безопасно.

– Что-нибудь еще? Его машина?

– Она в гараже. Там еще его лодка.

– Он ходит под парусом? В клубе?

– Королевский яхт-клуб Сифилда.

– Ты проверяла там?

– Он больше не плавает. Раньше нанимал кого-то. Думаю, он перестал плавать из-за того, что это отец купил ему лодку. Она простояла у причала клуба все лето. Доусоны все еще числятся в яхт-клубе.

– Мне нужно посмотреть на нее. Как она называется?

Линда прикинулась, что не расслышала.

– Что?

– Как называется лодка?

Она тряхнула головой и улыбнулась своему напитку.

– Как глупо. Он назвал ее в честь той ужасной песенки «Бич Бойз», которую я… которую мы оба когда-то любили. «Леди Линда».

Она взглянула на меня так, будто только что вынырнула из мути своей души и теперь была напугана тем, что обнаружила. Улыбка угасла, лицо покрылось красными пятнами, она отвернулась и заплакала, мучительно всхлипывая. Я не знал: то ли она вспомнила, как сильно любила Питера, и теперь страдала об утерянных чувствах, то ли ей стало стыдно, что она больше его не любит. Я не знал, сильно ли алкоголь подстегивал все эти чувства, но понял, что уже давно не встречал настолько испуганного, потерянного и одинокого человека.

Королевский яхт-клуб Сифилда находился на окраине порта в одноэтажном здании, построенном в стиле середины девятнадцатого века. Его фундамент стоял прямо в воде. Это роскошное сооружение привлекало толстосумов и служило им для развлечений. Внутреннее убранство, как и внешнее, впечатляло: высокие потолки, причудливые выступы, потолочные розетки, люстры и классические колонны. Персонал прекрасно осознавал пафосность обстановки, поэтому я прождал в фойе минут двадцать пять, просматривая брошюрку, расхваливавшую достоинства клуба, и разглядывая мужчин в темно-синих блейзерах с блестящими пуговицами и женщин в темно-синих свитерах с золотистого цвета вышивкой, в парусиновых туфлях, расхаживающих, насколько я мог судить, из столовой в официальный бар, оттуда – в клубную комнату, затем в неформальный бар, в комнату командора, а оттуда в биллиардную и на внешний двор. Секретарь, которого, согласно брошюре, звали Сирил Лампки, все это время обдумывал мою просьбу осмотреть яхту Питера Доусона. Линда заранее позвонила, чтобы договориться об этом, к тому же у меня были клубное удостоверение Питера и связка ключей от кают на яхте, но Сирил Лампки все еще взвешивал все «за» и «против».

Выглядел он необычно. Лет тридцати пяти, одет в красный бархатный смокинг. Галстук-бабочка красно-бирюзового цвета с узором «огурцы». Лицо с редкими веснушками, морковного цвета волосы, закрученные словно вопросительные знаки. Нежная розовая кожа, ямочки на щеках и на двойном подбородке и бледно-золотистые усы, аккуратно подбритые от носа до верхней губы. Ему пришлось занять это место, пояснил он, так как девушка, работавшая секретаршей, отправилась в больницу рожать, и по тону его было понятно, что Сирил невысокого мнения о детях и людях, которые их заводят. На каждый вопрос, задаваемый лично, или телефонный звонок, видимо, членов клуба, он отвечал очень эмоционально, закатывая глаза, вздыхая и прищелкивая языком.