Алексей Комов - Добрый вечер

– Хорошо ли так обманывать? Не придет ведь она.

– Нужно так, Анна Михайловна, нужно.

– Ох, видно, в серьезные дела Верка влипла, – женщина аккуратно сложила записку и сунула ее в кошелек. – Смотри, а мне-то ничего не станет? У меня внуки. Один так в школу ходит, присматривать надо. А ну, как что?

– Не будет. Людям поможете. Если это действительно она, то дела очень нехорошие за её душой. А еще чего-нибудь вспомните, звоните, ладно?

Через час Литвин вышел из дома моделей. В его блокноте было аккуратно записано: Федорова Вера Ивановна. Уволилась по собственному желанию три года назад. Имеет дочь.

Главное, что грело душу Георгия – адрес. В старой книге учета сохранился адрес, по которому была прописана гражданка Федорова.

Эдуард Иванович на прощанье жал руку и приглашал, если что надо, и не только по работе, заходить без всякого стеснения.

Старая панельная пятиэтажка стояла в глубине двора. Темная керамическая плитка кое-где отлетела, и дом был похож на дряхлого облезлого пса, который доживает последние дни в этом мире. Эти пионеры великой армии пятиэтажек уже запланированы к сносу. Но пока руки до них не доходят. А с другой стороны, раз сносить – значит, и ремонтировать ни к чему. Вот и стоят, зияя проплешинами и ржавыми потеками. Летом дом еще прячется за густой зеленью деревьев, разросшихся за четверть века. А сейчас, пока почки только взбухают, укрыть свои дряхлость нечем.

Литвин, взглянув на адрес, зашел сначала во второй подъезд. Но посмотрев на почтовые ящики, понял, что ошибся. Указателей на дверях подъездов, понятно, давно не было. Георгий пошел в соседний, поднялся на третий этаж.

Дверь открыла девчонка лет восьми. На ее школьном форменном платьице вместо темного фартука был повязан домашний, когда-то пестрый и яркий, а теперь застиранный и вылинявший. И на одной косичке развязалась розовая ленточка.

– Фам кофо?

Она с интересом уставилась на Литвина, не открывая дверь до конца. Он улыбнулся от сурового вида такого грозного стража квартиры. Девочка чуть подумала и улыбнулась в ответ.

– В лесу потеряла? – Георгий постучал пальцем по своим передним зубам, – или мышонок утащил?

Девчонка фыркнула.

– Не, у нас нет мыфей. Только тараканы… Нофые скоро фырастут. Еще лучфе, чем были. Папа сказал… Если фы к бабуфке – идите, a папы нет ефе…

«Папа? Интересно», – подумал Литвин и, входя, еще раз взглянул на номер квартиры. Не ошибся ли? Все правильно. – «Может, пока про маму узнать? Нет, торопиться не стоит. Откуда папа взялся?»

– Папа-то скоро придет? – поинтересовался Георгий.

– Ага, – ответила маленькая хозяйка.

В тесной прихожей Литвин снял плащ. Коридорчик и сам по себе был небольшим, а обилие всяких вещей делал его еще меньше. Правда, все было прибрано, но не уютно.

– Бабуфка, к тебе, – девчушка открыла дверь в комнату, а сама быстро юркнула на кухню.

Литвин взглянул на себя в пожелтевшее зеркало, поправил волосы и зашел в комнату.

– Здравствуйте…

Старуха, сидевшая в старом массивном кресле у окна, с трудом повернула голову. Седые волосы аккуратно прибраны, очень усталые или очень грустные, какие бывают только у несчастных ладей, глаза. Скользнув по Георгию безучастным взглядом, она молча закивала. Потом снова откинулась на спинку кресла.

Литвин не знал, что делать дальше. Со старухой явно говорить нельзя. Ей не до того. И с девчонкой не лучше. Надо ждать.

Георгий огляделся. Обстановка более чем скромная. Небольшой книжный шкаф, с аккуратно расставленными книжками. Судя по затертым корешкам – здесь они не предмет интерьера. В поцарапанном серванте разномастная посуда. Старомодный диван с выцветшим покрывалом. В углу – кресло-кровать. Литвин в детстве спал на таком. Скрипучий каркас из металлических труб и три жесткие подушки.

Здесь оно тоже, кажется, для ребенка. На стене рядом с ним самодельный коврик с аппликацией: веселый бегемот ест эскимо, перед ним сидит щенок, облизываясь и явно рассчитывая на угощение, а вверху резвятся обезьяны. Цветы на круглом столе, покрытом скатертью с кистями.

– Бабуфке сегодня лучше… А кофрик тётя Зина делала. Нрафится фам? – девчонка, неслышно подошла сзади, дёрнула его за руку. – Раздефать бабуфку? Будете слуфать? – она снизу очень серьезно, совсем по-взрослому взглянула в глаза Литвину.

Георгий почувствовал рядом чужую беду, еще не осознавая, что она из себя представляет, а просто ощущая ее кончиками нервов.