Алексей Комов - Самум – ветер пустыни

– Я не хочу туда возвращаться… – спокойно заявил Пикколо.

– Хорошо, можем посидеть еще, если вам здесь нравится, – благодушно согласился Фусони.

– Вы не так поняли… – Джалал тоже взял сигару, обрезал кончик и подвинул ближе к себе стилизованный под старину медный подсвечник с горящей свечой. – Я вообще не хочу туда возвращаться.

Фусони разогнал ладонью ароматный дым около своего лица, мешавший ему видеть Пикколо.

– Что случилось?

– Пока ничего, – успокоил его Пикколо, прикуривая, – но может.

– Говорите яснее!

– Днем, по телефону, вы спросили, как я добрался.

– Да, вы обещали сказать об этом при встрече. Произошла какая-нибудь накладка?

– Трудно сказать… По дороге из аэропорта за такси, на котором я ехал, увязался какой-то фольксваген. Поначалу я счел это не стоящим внимания. Но днем, когда приехал к месту нашей встречи, я снова увидел ту же машину на стоянке. Ошибка исключена. Я запомнил номер.

– Черт знает что! – Фусони бросил недокуренную сигару в большую хрустальную пепельницу, – парни, которые сопровождали вас из аэропорта, ничего не говорили о «хвосте». Черкните-ка мне номер машины, я разберусь. Все будет в порядке, не беспокойтесь. А в гостиницу действительно не стоит возвращаться. У меня есть тут одно прелестное местечко. Тихо, без лишних глаз, со всеми удобствами…

– Случайно не у бен Ами? Или в местной тюрьме? – пошутил Пикколо. Он устал за сегодня, и ему очень хотелось скорее остаться одному. Нет, Фусони не раздражал его, он даже почувствовал, что между ними могут быть весьма неплохие отношения.

Но хотелось остаться одному.

– Нет, что вы… – собеседник не принял шутки. – Старичок Горацио. Фусони еще не совсем сошел с ума. Просто я давно здесь, и в стране, и в городе. И кое-чем оброс. Сейчас вызову парочку парней, пусть проверят вокруг ресторана и по дороге. Тогда и поедем. Еще бокал вина? Или кофе?

– Спасибо, не хочется… Хорошие сигары. Голландские? Очень неплохие… Да, сеньор Горацио, вы позволите вас так называть? Спасибо, попросите ваших парней, чтобы к нашему приезду в это тихое местечко, все мои вещи были бы уже там. Я, знаете ли, привык к некоторым из них. И желательно, чтобы в гостинице… Понял, благодарю вас… Тогда, пожалуй, выпьем еще по бокалу?!

– О, господин Моххади! Главный редактор Барек снял очки в тонкой золотой оправе и положил их перед собой на стол, делая удивленные глаза, словно секретарша не сообщила, что к нему сейчас войдет руководитель молодежной организации. – Рад, очень рад вас видеть. Айше, приготовьте нам две чашечки кофе, покрепче, пожалуйста, – это уже по селектору в приемную. – Думаю, божественный аромат мокко поможет нашему разговору.

За окном сгущались по-зимнему ранние сумерки. На темных влажных листьях пальм играли отсветы неоновых реклам.

– Мы с вами договаривались сегодня увидеться, господин Барек, – произнес Моххади.

– Да вы садитесь, садитесь, – любезно предложил редактор. Сам он сдвинул на край стола рукописи, отдельной стопкой сложил еще не прочитанные гранки и рядом – вычитанные. Потом откинулся на высокую спинку мягкой красной кожи кресла, всем своим видом показывая, что он весь во внимании.

– Вы собирались к сегодняшнему дню дать ответ по моей статье, – вновь начал Моххади.

– Да-да, я помню, помню, – заулыбался Барек. Со скрещенными на полненьком животе руками, мягкой приветливой улыбкой, он был похож на круглого доброго семейного божка. Хотя по опыту, Моххади уже знал, что улыбка и доброжелательность издателя могут означать все что угодно, начиная от немедленной публикации до категорического отказа. Конечно, редакторов понять можно – авторы бывают разные. Ответишь кому-нибудь резко – потом хлопот не оберешься. Но с другой стороны – каково самим авторам вот так дожидаться приговора.

– Что мне нравится в вас, господин Мохаади, вы точны. Сразу видна принадлежность к новому поколению журналистов, не спорьте, не спорьте, вы имеете полное право назвать себя журналистом. Да, а нам старым арабам, увы, если и свойственна деловитость, то скорее какая-то суетливая, больше подходящая для базарного спора о каких-нибудь лишних дирхамах, чем деловитость спокойная, я бы сказал, этакого европейского толка, которая приходит после Сорбонны или Кэмбриджа…

Дверь кабинета раскрылась, и секретарша редактора вкатила сервировочный столик с двумя чашечками кофе, хрустальной сахарницей и прозрачным стаканчиком с солеными палочками. Все это она переставила на стол к главному, подав одну чашку Моххади.