Билл Гастон - Смерть в зеленых глубинах

Я отплыл из Ротсэя поздно вечером, поднялся вверх по реке, пришвартовался в Хеленсбурге, добрался до гаража Майка Квигли, где где в прошлую пятницу оставил свою машину, и забрал её.

В Глазго я вернулся к полуночи.

ГЛАВА 2

Подозрение в убийстве

В то время у меня была маленькая квартира в Глазго в районе Хинлэнд. Не бог весть что: спальня, небольшая гостиная, кухня-конурка и ванная, которой пользовались и соседи - студенческая супружеская пара, жившая в квартире напротив. Я этих ребят почти не видел: они дни напролет что-то зубрили, готовясь к очередному экзамену. Словом, всерьез относились к учебе. У старушки - домоправительницы миссис Ривз, по-матерински заботившейся о постояльцах, был ключ от моей квартиры - дважды в неделю она делала там уборку. Это жилище служило мне местом для ночлега, от случая к случаю - для работы, даа ещё для хранения пожитков.

В понедельник утром я сидел в своей берлоге, борясь со статьей, которая не получалась. Часам к одиннадцати я решил прерваться и куда-нибудь выбраться, но тут заявился старший инспектор Гай Мильтон.

Полицейские, как мне кажется, такие же люди, как и все мы: есть хорошие, есть плохие, а есть так, ни то ни се. Гай Мильтон был из хороших, более того - из лучших. Работа у них часто бывает настолько гадкой, гнусной и грязной, что многие утрачивают и человечность, и порядочность. Но Мильтон всегда оставался на высоте. У него было врожденное, почти инстинктивное чувство справедливости, не оставлявшее его даже в самые критические моменты. Он испытывал отвращение к преступлениям и всем мерзостям, которые они за собой влекут. К преступникам он относился строго, но справедливо.

Мильтон был высок, смугл, атлетически сложен, на пять сантиметров выше меня. В свои сорок пять он отличался силой и здоровьем. До сорока лет он участвовал в спортивных соревнованиях среди полицейских и нередко выходил победителем. Говорили о его безупречном вкусе. Не случайно как коллеги-полицейские, так и враги за глаза называли его "щеголем". Но, странное дело, это только поднимало его авторитет. Логический ум и твердая решительность сделали его одним из асов Центрального отдела в Глазго в том возрасте, когда многие считали за счастье получить звание инспектора.

Я познакомился с ним, когда работал в отделе криминальной хроники "Глазго Ивнинг Стандарт". Позже мне не раз доводилось помогать полиции при подводных работах - своего отряда водолазов у них тогда не было. И всегда с Мильтоном было приятно работать.

На этот раз с ним был детектив-сержант - совершенно противоположный тип. Высокий, белокурый, надменный - ну прямо воплощение идеала Гитлерюгенда. Он не понравился мне с первого взгляда, а такое со мной случается редко. Весь вид сержанта говорил о том, что он в битве за карьеру ни перед чем не остановится и своего добьется.

Этот тридцатилетний парень был красив, но впечатление несколько портили злобно сжатые губы и холодный взгляд серых глаз, который как бы говорил миру: "Одна половина человечества повинна во всех смертных грехах, а другая гроша ломаного не стоит". И - вот ирония! - мне его представили как сержанта детективной службы Смайли.

Я провел их в гостиную и предложил сесть. При этом обреченно подумал: "Ну, начинается...", а вслух сказал:

- Меня несколько удивил ваш визит, старший инспектор. Не думал, что Арран находится в вашем ведении.

- Нет, конечно, - ответил Мильтон, садясь и поправляя острую, как бритва, стрелку на брюках. - Но, во-первых, полиция графства попросила у нас помощи, а во-вторых, хоть преступление совершено в Блотшире, следы ведут в Глазго. Не исключено, что в Глазго и сойдутся все линии поисков. Мой инспектор отправился сегодня первым катером в Арран, чтобы получить информацию на месте.

Мильтон вынул из кармана кипу машинописных страниц.

- Вот копия показаний, данных вами полиции Ротсэя, когда вы с мистером МакКеррихаром привезли тело. Я хотел бы, чтобы вы рассказали об этом.

- Там все записано, - сказал я. - До последнего слова.

- Знаю, - кивнул он доброжелательно, но твердо. - И все же хотелось бы услышать все от вас.

Я начал рассказывать. Мильтон обратился в слух и внимательно следил за записями показаний.

- Та-ак, - пробормотал он, когда я кончил. - На какой глубине, вы говорите, затонул катер?

Я тяжело вздохнул:

- Пятьдесят футов.

- Это восемь морских саженей?

- Нет, - возразил я с подчеркнутым ехидством. - Восемь саженей два фута. В морской сажени шесть футов: восемью шесть - сорок восемь, плюс два - пятьдесят, правильно?