Джозефина Тэй - Мистификация. Загадочные события во Франчесе

— Мне советуют ставить на Бали Буш.

— Глупости, — сказала миссис Шарп. — Когда дело доходит до борьбы, потомство Гиппократа никуда не годится. Они ломаются.

Все мужчины уставились на нее в полном изумлении.

— Вы увлекаетесь скачками? — спросил Роберт, не в силах этому поверить.

— Нет, я интересуюсь лошадьми. Мой брат занимался разведением чистокровных лошадей. — Взглянув на них, она коротко рассмеялась. — А вы что, думали, я ложусь спать с Библией, мистер Блэр? Или с книгой по черной магии? Ничего подобного — на сон грядущий я читаю в газете страницу, посвященную скачкам. И я очень советую Стэнли поберечь свои деньги и не ставить на Бали Буш (кстати, эта кляча вполне заслуживает такую жуткую кличку).

— А на кого же тогда ставить? — деловито осведомился Стэнли.

— Говорят, лошади умны хотя бы потому, что не ставят на людей. Но раз уж вы жить не можете без этих глупостей, поставьте на Комински.

— На Комински? — удивился Стэнли. — Да разве у него хорошие шансы?

— Вы вольны сами решать, как распорядиться своими деньгами, — сухо сказала она. — Так мы ждем, мистер Блэр?

— Ладно, — сказал Стэнли. — Поставлю на Комински. Считайте, что десятая часть выигрыша ваша.

Они отправились в «Розу и корону» пешком. Когда после довольно уединенной Син Лейн они вышли на центральную улицу, Роберт почувствовал себя таким же беззащитным, как в детстве во время воздушной тревоги. Тогда ночью ему казалось, что он один на белом свете, и именно на него направлено все зло и спрятаться от него негде. Так и теперь, в солнечный летний день, идя по улице, он чувствовал себя таким же беззащитным под прицелом враждебных глаз. Глядя на Марион, которая с беззаботным видом (во всяком случае, внешне) шла рядом, ему стало стыдно, и хотелось верить, что его смущение не так очевидно. Он старался говорить как можно более непринужденно, но, зная, как легко она читает его мысли, чувствовал, что и на сей раз провести ее не удастся.

В кафе никого не было, только официант, появившийся забрать шиллинг, оставленный на столике Беном Карли. Они уселись за черный дубовый стол, в центре которого стояла ваза с желтофиолями, и Марион сказала:

— Знаете, а нам уже вставили стекла.

— Знаю, мне сказал констебль Ньюзэм, он зашел ко мне по дороге домой. Отличная работа.

— Вы что, дали им взятку? — спросила миссис Шарп.

— Нет, просто я сказал, что стекла выбили хулиганы. Если бы их выбило ураганом, вам бы еще долго пришлось без них обходиться. Ураган — стихийное бедствие, значит, с ним нужно мириться. А вот хулиганство — это совсем другое, с этим нужно что-то делать. Отсюда и новые стекла. Жаль, с остальным все не так легко и просто.

Он не заметил, как изменился его тон, но Марион внимательно посмотрела ему в лицо и спросила:

— Что-то случилось?

— Боюсь, что да. Я как раз хотел сообщить вам об этом. «Ак-Эмма», похоже, исчерпала себя — сегодня всего одно письмо и то довольно сдержанное; и теперь, когда «Ак-Эмме», наконец, надоело дело Бетти Кейн, за него принимается «Наблюдатель».

— Все выше! — сказала Марион. — Прелестная картина: «Наблюдатель» выхватывает факел из слабеющих рук «Ак-Эммы».

— Бен Карли сформулировал это иначе: «Наблюдатель» идет по стопам «Ак-Эммы», — по сути то же самое.

— А у вас есть свои шпионы в «Наблюдателе» мистер Блэр? — осведомилась миссис Шарп.

— Нет, это узнал Невиль. Они собираются опубликовать письмо его будущего тестя, епископа ларборского.

— Ба! — воскликнула миссис Шарп. — Тоби Берн.

— А вы его знаете? — спросил Роберт и подумал: в ее тоне столько желчи, что попади она на полированное дерево, лак тут же бы облез.

— Он учился вместе с моим племянником, сыном моего брата-коновала. Ну, конечно, это он, Тоби Берн. Он все такой же.

— Насколько я могу судить, вы его не слишком жалуете.

— Собственно, я его не знаю. Он как-то приехал на каникулы вместе с племянником, но больше его ни разу не приглашали.

— Вот как?

— Он сделал для себя открытие, что конюхи встают с петухами, и пришел в ужас. Да это рабство, сказал он, и начал агитировать их бороться за свои права. Если вы объединитесь, взывал он, ни одна лошадь не выйдет из конюшни раньше девяти утра. Конюхи потом не один год представляли его в лицах, но мы больше его не приглашали.

— Да, он не изменился, — согласился Роберт. — Он использует все те же методы: чем меньше он знает о предмете своей заботы, тем сильнее любит. Невиль считает, что сделать ничего уже нельзя: епископ написал письмо, а то, что епископ написал, нельзя выбросить как ненужную бумагу. Но я не могу вот так сидеть сложа руки и ждать; поэтому я после ужина позвонил ему и как можно тактичнее заметил, что он занялся весьма сомнительным делом и тем самым наносит вред двум невинным людям. Но я зря все это затеял. Он сказал, что «Наблюдатель» существует для того, чтобы каждый мог свободно высказать свое мнение, и сделал вывод, что я против такой свободы. В заключение я спросил, может, он одобряет и суд Линча — ведь, судя по его поступкам, он как раз его и готовит. Это я сказал уже потом, когда понял, что надежды нет, и перестал быть тактичным. — Он взял чашку кофе, который ему налила миссис Шарп. — Далеко ему до своего предшественника — тот слыл грозой всех грешников в пяти графствах, не говоря уже о том, что это был настоящий ученый муж.