Джозефина Тэй - Мистификация. Загадочные события во Франчесе

— Я вполне вас понимаю, но я бы предпочел, чтобы меня били каждый вечер в течение двух недель, чем один раз напечатали мою фотографию на первой странице «Ак-Эммы». Особенно, если бы я был молодой девушкой.

— Если бы вас избивали две недели и никто по этому случаю не шевельнул бы пальцем, то вы, очень может быть, были бы рады, чтобы любая газетенка напечатала вашу фотографию — лишь бы только это помогло наказать ваших обидчиков, — парировал Лесли и прошел мимо гостя в дом.

Миссис Винн повернулась к Роберту с извиняющейся улыбкой, и Роберт, воспользовавшись ее смущением, попросил:

— Миссис Винн, если вам покажется, что в рассказе Бетти не все концы сходятся с концами, мне хочется надеяться, что вы сочтете необходимым докопаться до истины.

— Только не возлагайте на это слишком больших надежд, мистер Блэр.

— Вы хотите сказать, не станете ни до чего докапываться и допустите, чтобы две невинные женщины попали в тюрьму?

— Нет, я не это хотела сказать. Просто не рассчитывайте, что я начну сомневаться в рассказе Бетти. Я поверила ей с самого начала, и маловероятно, что я почему-либо вдруг перестану ей верить.

— Кто знает. Вам может прийти в голову, что где-то что-то шито белыми нитками. У вас аналитический ум, и в один прекрасный день его подсознательная работа может вдруг предъявить вам весьма неожиданный вывод. Какая-то несуразица, которая вызвала у вас минутное сомнение, вдруг напомнит вам о себе.

Миссис Винн проводила его до калитки, и, произнеся последнюю фразу, он повернулся, чтобы попрощаться с ней. К своему удивлению, он увидел, что при последнем замечании у нее на лице мелькнула какая-то тень.

А она-таки сомневается. Что-то в истории, рассказанной ее приемной дочерью, озадачило ее трезвый ум. Но что?

И вдруг, перед тем как сесть в машину, он задал вопрос, который впоследствии вспоминал как единственный в его жизни случай телепатической передачи мыслей:

— Когда она вернулась домой, у нее в карманах платья ничего не было?

— У нее в платье только один карман.

— И что там было?

Миссис Винн ответила не сразу.

— Там была губная помада, — наконец ровным голосом сказала она.

— Помада? Разве ей не рано красить губы?

— Дорогой мистер Блэр, девочки начинают экспериментировать перед зеркалом с косметикой лет с десяти. Это теперь у них главное развлечение в дождливую погоду. Раньше они примеряли мамины платья.

— Возможно, вы и правы. Тем более, что губная помада теперь дешева и доступна.

Миссис Винн улыбнулась, еще раз сказала: «До свидания» — и пошла в дом. А Роберт поехал, размышляя об услышанном.

Почему миссис Винн удивилась, найдя помаду в кармане приемной дочери? Не потому ли, что звери Франчеса не отняли ее у дочери? Это ее удивило?

Но как поразительно, что он подсознательно уловил ее беспокойство! Он даже не знал, что спросит про карманы, пока не услышал, как задает этот вопрос. Он сам сроду бы до этого не додумался. Ему даже не пришло бы в голову, что в платье мог быть карман.

Значит, в кармане была губная помада. И это почему-то обеспокоило миссис Винн.

Ну что ж, еще одна соломинка в кучке фактов, которые ему удалось собрать. У Бетти фотографическая память, месяц тому назад ее брат неожиданно обручился, чем натянул ей нос; ей надоела школа; она не любила выдумок, а хочет, чтобы все было «по-правдашнему».

А главное — никто в этом доме, даже умница миссис Винн, не понял, как подействовала на Бетти помолвка сводного брата. Даже представить себе нельзя, чтобы пятнадцатилетняя девочка, которая привыкла к обожанию молодого человека и которой вдруг объявили, что ее место занято другой, не встала бы на дыбы. А Бетти, видите ли, «очень мило его поздравила».

Роберт чувствовал, что достиг немалого. У него появились доказательства, что открытое полудетское лицо вовсе не отражает сущности Бетти Кейн.

Роберт решил заночевать в Лондоне, чтобы одним выстрелом убить нескольких зайцев.

Во-первых, он хотел получить дружеский совет. А в данных обстоятельствах самым подходящим человеком для этого был его старый школьный друг Кевин Макдермот — известный адвокат, дока в уголовных делах, и, как таковой, он знал человеческую природу в ее самых странных и разнообразных проявлениях.

Пока что было трудно предсказать, что его ждет — умереть от гипертонии в шестьдесят лет или стать к семидесяти годам спикером парламента. Роберт надеялся на второе. Он был очень привязан к Кевину.