Карло Шефер - В неверном свете

При виде веселой компании у Хафнера зашевелилось недоброе предчувствие, будто он заглядывает в свое будущее. Он злобно сверкнул глазами на музыканта:

— Так-так, ты тут не завсегдатай, а?

— Нет, — взвыл свидетель. — У меня щека горит. Я не мог заснуть.

— Если понадобится, я сварю вам, пяти дурням, кофе, а теперь заканчивайте с гулянкой, — твердо заявил Тойер и хотел с размаху швырнуть на стол последнюю фотографию Вилли, но что-то где-то перепутал по ходу следствия и вместо этого едва не бросил перед насупленными пьяницами копию газетной статьи про Зундерманна.

Не считая подобных будничных осечек, опрос дал внушительные результаты. Вилли частенько бывал в кабачке. Помимо Бэби Хюбнера, который сокрушенно признался, что впечатления, полученные за день в Старом городе, он практически каждый день заливал здесь грушевым шнапсом, остальные тоже чуть ли не поселились в маленьком погребке.

Для опроса группа распределилась по разным столам. Правда, одного выпивоху они быстро отправили домой — толстого и почти глухого американца, который непрерывно поправлял слуховой аппарат, похожий на апельсин. Он почти ничего не знал про Вилли, хотя и причислял его к своим лучшим друзьям.

— Итак, еще раз — Штерн сидел с тощим как жердь мужичком за самым маленьким столом в середине погребка.

— Моя фамилия Коль, не родственник и не свояк…

— Это мы уже поняли, — вежливо прервал его Штерн. — Вы держите антикварную лавку на углу Ингриммштрассе…

— Да-да, у меня иногда появлялись сомнения, все ли гравюры, которые он притаскивал, получены из надежных тайных источников, но я никогда умышленно не продавал ни одной фальшивки…

Штерн дружелюбно взглянул на него:

— Вы никогда не выражали свои сомнения? Ведь, в конце концов, тут можно легко попасть в неприятную историю, и тогда…

— Вилли вообще был неразговорчив… да он просто пошел бы к другому антиквару. Думаете, в этом городе можно разбогатеть?

— Я ничего не знаю, — заявил неуклюжий верзила, открывший ставню, и устало прислонился к стене.

— Я знаю еще меньше, — усмехнулся Лейдиг, — но хочу обобщить то, о чем мы уже говорили. Если кто-то не так, возражайте. Ваша фамилия Штейнман, и вы живете в Неккаргемюнде. Впредь я буду с вами похитрей. Времени для беседы у нас достаточно.

Хафнер мало что мог сказать теперь Хюбнеру. Вероятно, у него не укладывалось в голове, что за все годы службы его, в общем-то хорошего парня, еще никто так ловко не обводил вокруг пальца.

Тойер стоял с хозяином кабачка у стойки.

— Я владелец дома, вы это все равно выясните так или иначе. Теперь вы радуетесь и думаете, что я сообщу вам фамилию Вилли, но тут я вынужден вас разочаровать. — Хозяин сверкнул глазами за толстыми стеклами очков.

— Конечно, сейчас вы не вполне способны беседовать, после такой ночи, — проговорил Тойер со сдержанным гневом, — но только не морочьте мне голову, что не знаете фамилии вашего квартиросъемщика. Иначе терпение мое лопнет, и вы автоматически попадете под арест.

— Господи, — хозяин погребка устало оперся на прилавок, — зачем ваш коллега так много курит? Сейчас мне станет плохо. Вилли жил под крышей. Уже минимум двадцать пять лет. Когда я получил дом в наследство, он уже тут находился. Но тогда он не был основным квартиросъемщиком. Наверху обосновалась целая компания студентов. Они заканчивали учебу один за другим и уезжали. Вилли в конце концов остался один.

— И вы так и не поинтересовались его фамилией? — ехидно спросил Тойер.

Хозяин покачал головой. Следователь с грозным видом вытащил наручники, купленные для таких целей в магазине игрушек фирмы «Кноблаух».

Хозяин меланхолично поглядел на оковы:

— Сейчас я объясню. Он платил мне наличными, каждый месяц. Довольно прилично, и ни одно финансовое управление ничего об этом не ведало.

Тойер кивнул и набрал полную грудь воздуха, словно стоял на роскошном горном лугу, а не в затхлом подвале, пропитанном после ночного кутежа винными парами; теперь их постепенно побеждали клубы хафнеровского дыма, вызывавшие в памяти лесные пожары на юге Франции.

— Так не полагается, — сказал он.

Хозяин налил себе грушевого шнапса:

— Хотите?

— Я редко пью шнапс перед корнфлексом, спасибо. — Комиссар почувствовал, как на него наваливается каменная усталость. Эйфория вчерашнего вечера осталась прекрасным воспоминанием, и теперь вернулся настоящий Тойер, полнейший неудачник по всем статьям, безмозглый эгоцентрик.