Владимир Дугин - Цена Суассона

Минуту спустя из хижин начали выходить жители деревни. Я заметил, что все женщины собрались отдельно и выстроились в затылок друг другу, образовав на центральной площади замысловато изогнутую вереницу красоток, как бы стоящих в очереди на конкурс "Мисс Деревня".

Мои провожатые, которым вся эта процедура доставляла видимое удовольствие, под руки подвели меня к стоявшей впереди пышной матроне. На ней была совсем коротенькая юбочка из травы, на шее красовалось ожерелье из раскрашенных ягод, косточек плодов и раковин. С расстояния в несколько метров я почувствовал резкий запах пота и прогорклого жира, которыми были намазаны ее волосы. Когда мы приблизились к ней вплотную, матрона осклабилась, уперлась руками в бока и широко раздвинула ноги, уподобившись гротескному варианту колосса Родосского…

Я уже приготовился было не посрамить чести белого человека, но мне объяснили, что я должен всего-навсего проползти на брюхе между ног всех взрослых женщин деревни. Когда я закончил свое путешествие по этой живой анфиладе, одежда моя являла собой наглядный пример нерациональности европейского костюма в условиях тропиков.

Меня подняли, кое-как отряхнули от пыли и повели в большую хижину, дабы отпраздновать "рождение нового члена племени".

Не стану описывать меню — до сих пор я теряю аппетит, стоит только вспомнить о некоторых блюдах, которые подавались на этом пиршестве. В самый разгар веселья я случайно коснулся рукой локтя сидевшего рядом со мной папуаса…

В хижине вдруг наступила гробовая тишина. Мой сосед вскочил, остальные отодвинулись от меня и смотрели с каким-то странным выражением ожидания. Я не понимал, в чем дело, но судя по тому, что мой недавний сосед и сотрапезник вытащил из-за спины кинжал самого зловещего вида, сделанный из расщепленной вдоль трубчатой кости какого-то крупного животного, и занес его над моей головой, я грубо нарушил местные правила приличия.

Однако, извиняться было некогда. Мой противник нанес удар.

Он был левша, поэтому пришлось блокировать его руку правым предплечьем. Согнутая, как для гребка во время плаванья, моя кисть скользнула, обвиваясь наподобие змеи вокруг его руки, нажимом предплечья я вывернул кинжал из его пальцев. Обычно этот прием защиты сопровождается порезом руки обороняющегося, но ничего не поделаешь — из двух зол приходится выбирать меньшее, лучше немного порезаться, чем получить глубокую колотую рану. К счастью, костяной кинжал папуаса, в отличие от обычной финки, не имел острого режущего лезвия, и кожа моя не пострадала. Пытаясь удержать свое оружие, которое в соответствие с законами механики удержать было невозможно, ибо рука моя действовала как рычаг, нападавший невольно отклонился назад, и тогда я ударил его левым кулаком в подбородок.

Он отлетел, шмякнулся головой и плечами о глинобитную стену хижины и сполз по ней на плотно утрамбованный земляной пол. Все это заняло не более одной секунды.

Я поднялся, ожидая, что на меня сейчас набросятся все присутствующие, что вот-вот в живот мне вонзится зазубренный как пила наконечник папуасского копья, но вокруг раздались одобрительные возгласы и хохот. Очевидно, здесь еще действовали правила благородного поединка, и обычай нападать на одного целой шакальей стаей, как это принято в наших больших городах, сюда пока не проник.

Все расселись по своим местам, в том числе и мой сосед, пришедший в себя после кратковременного нокаута, и пиршество продолжалось, как будто ничего не произошло. Инцидент был исчерпан, но теперь я внимательно следил, чтобы случайно не коснуться снова локтя соседа, приглядывался к их манере есть и пить, опасаясь невольным проступком навлечь на себя беду.

Наконец, когда солнце уже садилось за горы, а жара несколько спала, пиршество закончилось, и мои провожатые, взявшие надо мной опеку по праву «первооткрывателей», повели меня в хижину для гостей, расположенную на краю деревни.

Когда мы проходили по площади, от группы женщин, сидевших под большим деревом, отделилась стройная даже по европейским стандартам девушка и подошла к нам. Мы остановились.

Девушка повернулась спиной, слегка наклонила голову и одной рукой приподняла густые волосы, обнажив затылок. Мои провожатые стыдливо прикрыли руками глаза, а один из них подтолкнул меня кулаком в бок очевидно этот жест фамильярно-дружеского расположения имел здесь такое же значение, как и у нас.

— Она пойдет с тобой! — сказал он, подмигивая и скаля зубы.