Сандра Браун - Метель в моем сердце

– Я заранее извиняюсь за прямоту вопросов, которые собираюсь вам задать, – обратился Бегли к родителям девушки. – Дипломатия – дело долгое, но ведь никто из нас не хочет терять время, верно?

– Верно, сэр. Спрашивайте, что вам нужно. И без того уже слишком много времени даром потрачено.

Датч сделал вид, что не замечает критического взгляда, брошенного на него Эрни Ганном.

– Чем вызваны проблемы с питанием у Миллисент? – спросил Бегли. – Причину установили?

– Мы думаем – давление со стороны сверстников. – Мистер Ганн обращался к ним обоим. – Знаете, как девчонки с ума сходят из-за своего веса.

– У меня дочь-подросток немного моложе Миллисент, – улыбнулся Бегли. – Вечно ей кажется, что она слишком толстая, а весу в ней – фунтов сто, не больше.

– Миллисент довела свой вес до восьмидесяти семи фунтов, – слабым голосом проговорила миссис Ганн. – Дальше уже некуда. Нам пришлось вмешаться.

По просьбе Бегли они изложили ему всю историю болезни дочери и ее предполагаемого выздоровления.

– С ней все в порядке, – заключил мистер Ганн. – Нет, она, конечно, могла сбросить еще пару фунтов, но это из-за тренировок: она же в группе поддержки. Мы почти уверены, она больше не вызывает у себя рвоту. Она от этого избавилась.

Датч не был в этом твердо уверен и видел по глазам Бегли и Уайза, что они тоже не уверены.

– Как насчет мальчиков? – осведомился Бегли.

– У нее есть мальчики. То с одним встречается, то с другим. Ну, вы понимаете, это же подростки. Они увлекаются и теряют интерес так же быстро, как меняют прически, – улыбнулся мистер Ганн.

– Постоянного дружка у нее нет?

– После Скотта никого.

Датч невольно вздрогнул, и агенты это заметили. Они с любопытством взглянули на него и снова повернулись к Ганнам.

– Какого Скотта? – спросил Уайз.

– Хеймера, – пояснил мистер Ганн. – Это Уэсов парнишка. Они с Миллисент встречались весь прошлый год, хотя теперь они не так это называют. Они были вместе, – добавил он с презрительным смешком к молодежному языку.

– «Были»? – уточнил Уайз.

– Они расстались как раз перед весенними каникулами.

– Вам известно, почему?

– Устали друг от друга, я полагаю, – пожал плечами мистер Ганн.

– Нет, дорогой, – вмешалась миссис Ганн, – между ними что-то произошло, и они из-за этого расстались. Я всегда так думала.

Бегли подался вперед.

– Что именно между ними произошло, миссис Ганн?

– Я не знаю. Миллисент мне не рассказывала. Сколько я ни старалась заставить ее об этом поговорить, она молчала и продолжает молчать. В конце концов я перестала спрашивать, потому что она расстраивалась и начинала отказываться от еды. Я так боялась, что она уморит себя голодом, мне было не до ее ссор с мальчиками.

Прокричи она во весь голос, что две проблемы взаимосвязаны, и тогда эта связь не стала бы более очевидной как для Датча, так и для агентов ФБР.

Первым нарушил молчание Уайз:

– Я ничего не нашел в дневнике по поводу Скотта Хеймера или их разрыва.

– Она начала вести дневник только после больницы. Это часть текущей терапии, – объяснил мистер Ганн. – Психолог сказал, что она должна начать писать. Положительный опыт. – Его губы горько сжались. – Наверно, она думает, что Бен Тирни – это положительный опыт.

– На данный момент у нас нет причин думать иначе, мистер Ганн, – предупредил Бегли более строгим тоном, чем раньше.

– Думайте что хотите, мистер Бегли. – Ганн встал и бережно помог жене подняться со стула. – Я ставлю свои деньги на него. Всех, кто живет в Клири и трех соседних округах, я знаю всю свою жизнь. Поверить не могу, что кто-то из местных способен похитить пять женщин. Это должен быть кто-то пришлый. Но он знает здешние места, и у него инициалы Б. Т. Бен Тирни отвечает всем требованиям.

– Тут умеючи надо, – сказал Уильям. – Это не каждый умеет.

– Думаю, я справлюсь. По-моему, никакой особой хитрости тут нет.

Уильяма возмутил до глубины души снисходительный тон Уэса Хеймера. Думает, раз он футбольный тренер и этакий призовой жеребец, так он и инъекции делать умеет.

– Я заеду к тебе по дороге домой и…

– Я и сам справлюсь, Ритт.

Еще одно оскорбление. Уильям терпеть не мог, когда его называли Риттом. Уэс называл его Риттом с тех самых пор, как они вместе учились в начальной школе. Уэс уже тогда был хамом, да так хамом и остался. Они были ровесниками, а он выказывал Уильяму не больше уважения, чем кому-нибудь из пацанов, которых гонял с мячом по полю. Уильяма это бесило.