Кевин Гилфойл - Театр теней

Марта не просто разгневалась. Она буквально пылала от ярости. Как этот Мур посмел приблизиться к нему? Давно ли они начали встречаться? Что еще этому ублюдку надо от ее сына? Она хотела позвонить адвокату, но знала, что тот станет с ней разговаривать только за свой обычный гонорар — 350 долларов в час. Она хотела обратиться в полицию, но понимала, что копы прежде всего спросят, проверила ли она все факты: «Вы говорили с сыном, мэм? Если у вашего сына в кармане визитка Дэвиса Мура, это еще не доказывает, что последний нарушал судебный запрет». Вот и поди попробуй им объяснить, что она не может спросить об этом Джастина. Она боится. Он уже четыре года не позволял себе в разговорах с ней никаких резкостей, но все равно он ее пугал. Мать знает своего сына, даже если он не унаследовал ее ДНК. Мать догадывается, на что способен ее сын. Каждый раз, когда он молча перестилал постель и по-своему складывал джинсы, Марта представляла себе, как в его мозгу, в его сердце копится напряжение, как оно давит изнутри на черепную коробку, на ребра, как свистит в ушах. Рано или поздно оно вырвется наружу.

Но до тех пор, пока Джастин оставался рядом, до тех пор, пока ее мальчик учился и играл под ее крышей, у нее на глазах, до тех пор, пока она интересовалась его друзьями и увлечениями, она могла направлять его, и контролировать, и защищать.

И надеяться на лучшее.

Марта переписала номер телефона и адрес электронной почты доктора Мура и положила карточку обратно в карман.

В самом центре Нортвуда, на перекрестке шести улиц, располагался круглый сквер, где стояли скамейки, а в середине возвышался памятник солдату. Его воздвигли после Первой мировой войны, но теперь воспринимали как памятник всем живущим в Нортвуде ветеранам различных военных конфликтов, включая недавние кампании в Азии и Африке. Парады в День поминовения павших, День ветеранов и День независимости всегда заканчивались здесь — это было и символично, и выгодно владельцам расположенных в центре заведений.

Большой Роб и Дэвис условились встретиться в этом сквере. Здесь никто не помешает: народу в этот погожий будний день было мало, к тому же рядом как раз был банк, где Дэвис мог снять со счета деньги, чтобы оплатить услуги детектива.

Большой Роб три недели пытался выйти на след загадочного «мистера Кэша». Он начал с телефонных справочников Нортвуда и Чикаго, затем расширил поиск и перешел к изучению онлайновых баз данных, заплатив за регистрацию на соответствующем сайте. Он проработал все профессиональные ассоциации: от барменов до фьючерсных брокеров — и нашел несколько человек по фамилии Кэш, но никто из них не подходил к описанию по одному или нескольким пунктам. Большой Роб позвонил приятелю из полиции и получил доступ к зарегистрированным в последнее время жалобам на сексуальное насилие; обошел всех торговцев дорогими машинами. Если фамилия парня была Кэш, то круг подозреваемых становился слишком узким, если «что-то похожее» — их становилось бесконечно много.

Прорыв случился, когда Большой Роб совсем этого не ждал.

Повезло так повезло! — сказал себе Большой Роб.

Он собрал номера журнала «Нортвуд Лайф» за несколько прошлых месяцев. Редакторы, очевидно, ставили своей задачей опубликовать материалы чуть ли не о каждом жителе города. В пятницу днем он бегло просматривал журналы, обсыпая их крошками печенья, как вдруг наткнулся на статью, сообщавшую о том, что Сэм Койн, выпускник школы Норвуд-Ист и сын жителей Нортвуда, Джеймса и Алисии Койн, удостоился звания партнера в юридической фирме «Гинсбург и Адамс». Имя ничего не говорило Робу, но когда он увидел фотографию Сэма Койна, то едва не прикусил язык. В журнале был помещен портрет, сделанный профессиональным фотографом. Красивый блондин в возрасте около тридцати лет. Костюм сидит идеально. Лицо удачливого адвоката оказалось почти точной копией того, что он повесил у себя над столом двадцать дней назад.

— Кэш, Кэш, Койн, — пробормотал Робби себе под нос. — Господи, да это точно он!

Взволнованный Робби вскочил из-за стола. Бывает, что дела решаются сами собой. И все-таки деньги клиента надо отработать — это был его принцип.

В пять часов он покрутился около стеклянных дверей с надписью «Гинсбург и Адамс», потом вошел в лифт вместе со стайкой секретарш. Возраст их варьировался от двадцати до пятидесяти пяти, ни одна не носила обручального кольца, и все они пребывали в радостном возбуждении, оттого что рабочий день окончен, и они направляются домой.