Некоторые истории про Сэма Койна удивляли, а иногда и внушали страх. О Нэнси, которой пришлось целый месяц носить одежду, прикрывающую синяки на руках и ногах. О Дженни, обнаружившей у Сэма в шкафу наручники, плетки и кожаные маски, — ее это вроде даже заводило. О Кэрри, испытавшей жуткое унижение, стоя на коленях перед Сэмом Койном на полу подземной парковки, — он таскал ее за волосы и орал на нее, отдавая непристойные приказы. О бывших сотрудницах «Гинсбург и Адамс», как правило, молоденьких, только что из колледжа, откуда-нибудь из Миссури или Индианы. Он запирал их в своей машине или на квартире и заставлял делать ему минет, а сам в это время бил и оскорблял их. Женщины с большим стажем работы в фирме обменивались рассказами об изнасилованных помощницах, которым платили за молчание, и секретаршах, которые становились жертвами сексуального преследования, но молчали, потому что им угрожали, — «преследование из-за сексуального преследования», как они это называли. Сэм Койн был красив, как кинозвезда, умен, как политик, злобен, как дикий хищник, и оснащен, как жеребец, — мужчине с таким набором, по утверждению циников из бара «Мартин», вечно все сходит с рук.
Сэм знал, что о нем болтают. Иногда он слышал, как дамочки шептались в комнате отдыха, или замечал, как новенькие украдкой поглядывают на его брюки, надеясь увидеть выпуклость, подтверждающую слухи об умопомрачительных размерах его причиндалов. Его это не беспокоило. Он даже использовал это в тактике соблазнения, когда западал на очередную девицу, замечая нечто темное в ее глазах, какой-то намек в том, как она одевается, или пирсинг, или едва заметный шрам от выведенной татушки. «Что обо мне болтают?» — спрашивал он какую-нибудь новенькую, согласившуюся поработать сверхурочно, чтобы помочь ему делать копии или складывать документы в папки. «Ничего», — отвечала девушка, широко распахнув глаза с длиннющими ресницами и опустив уголки рта. Она изо всех сил изображала наивность. «Знаешь, половина из этого неправда», — говорил он. Она краснела, и сразу становилось ясно, что ей уж точно много чего натрепали, причем, очевидно, непристойного и даже шокирующего. «Тебя это пугает?» — спрашивал он тогда. Если девушка оказывалась зрелой не по годам, она отвечала: «Смотря какая половина», — и в этот момент он понимал: она будет в его постели, или на его столе, или в подсобке, в его машине или на его машине, в зависимости от настроения и обстоятельств. А еще бывало, что девчонки в последний момент пугались — и такое, как ни досадно, случалось довольно часто.
Дэвис назначил Джастину встречу в лесопарке, на узкой дорожке, по одну сторону которой расположена собачья площадка, по другую — полянка для пикников. По дороге почти никто не ездил, разве что желающие порыбачить в находившейся неподалеку речушке, так что в обеденное время это было вполне подходящее и безопасное место для тайной и противозаконной встречи взрослого мужчины и подростка.
Сквозь открытые окна своего внедорожника Мур услышал шелест велосипедных шин по мокрому асфальту, поймал взгляд Джастина в зеркале заднего вида и махнул ему рукой, приглашая в машину. Джастин оставил велосипед в высокой траве у дверцы автомобиля, сел на пассажирское место и кинул рюкзак на коврик себе под ноги. Дэвис предложил ему пепси. У него было такое чувство, что он совершает нечто предосудительное: они вдвоем в машине, велосипед лежит на боку у дороги, у парня отвороты штанов мокрые после поездки по лесу, да еще эта бутылка пепси, словно какая-то приманка. Дэвис подумал о том, как был счастлив еще неделю назад и как паршиво ему сейчас; у него аж живот сводило, и ему никуда не деться от этого ощущения в ближайшее время. Он сказал себе, что совершает ошибку, но тут же возникла другая мысль и вытеснила первую: у него нет выбора. Да разве он сумеет жить дальше, если не выяснит до конца, что известно этому мальчику! Он не мог попросить Джастина забыть обо всем, а главное — не мог заставить себя забыть о том, что Джастин существует. Речь шла уже не о мести или восстановлении справедливости. Дэвис сознавал, что он и Джастин стоят на пути, с которого не свернуть; что им придется идти, пока дорога не закончится, и ему, Дэвису, суждено будет навсегда остаться там, куда она приведет.
— Я забыл тебя предупредить, — проговорил Дэвис — Обо всем этом никому нельзя рассказывать. Этот «мистер Кэш» мог сообразить, кто ты, — и тогда тебе, возможно, грозит опасность.
Читать дальше