Григорий Глазов - Невиновных нет

- Ты на кой черт принес мне эту литературу, Антон Трофимович? Бытовщина, бандитские "разборки", - не наше с тобой дело. Этим есть кому заниматься. У тебя что, избыток свободного времени?

- В общем нынешнем криминальном потоке оно вроде бы и не выделяется, однако выпирает некая новая особенность. География: как и три месяца назад, опять крупные города, прошлые разы Москва, Владивосток, Краснодар, нынче опять Москва, теперь уже и Питер, Екатеринбург.

- Ну и что? Наиболее криминогенные точки. Экая новость!

- Жертвы - только главари. Они и раньше выясняли отношения с пальбой. Но не так, обычно с шумом, в присутствии охраны, "коллег". Тут же - ни по одному случаю никаких свидетелей! Следствие ведется вяло, мол, зацепиться не за что, впечатление, будто эти дела обречены стать "висяками".

- Откуда ты так осведомлен?

- Попросил кое-кого.

- Зря отвлекаешь людей. Не наши это заботы, Антон Трофимович, не наши. Своего дерьма хватает. Ну идет дележ самых жирных кусков, грызня, вот они и убивают друг друга, - генерал пожал плечами. - От меня-то ты чего хочешь?

- Просто исповедуюсь, - засмеялся Зуйков.

- А по-моему, хитришь. Смотри, не вляпайся, не заедайся с прокуратурой.

- Постараюсь... В связи с этим хочу побеседовать с одним человеком.

- А именно?

- Лет двенадцать назад вел я дело. Краешком в нем, маленьким эпизодом проходил некто Оленич Игнатий Егорович. "Вор в законе". Поскольку главные фигуранты шли по нашему ведомству, Оленич мне был не интересен и не нужен и его отделили. Благодаря этому он получил всего два или три года, был мне страшно благодарен, даже позвонил, когда отсидел: "Начальник, я у вас в долгу, что не сунули меня в это групповое хозяйственное дело". А сроки по нему звучали внушительно: по десять, пятнадцать лет. Хочу с ним встретиться, если, конечно, он еще жив и не в зоне.

- То, что ты настырный, знаю давно. Но тут ей Богу зря будешь терять время. Пусть эта шпана стреляет друг друга. Туда им и дорога. Что ты хочешь тут выловить для нас?

- Просто любопытно. Донимает, - слукавил Зуйков, вставая...

Он шел по коридору к себе, что-то вспомнив, улыбнулся. С человеком, чей кабинет сейчас покинул, Зуйков был знаком лет двадцать, и не просто знаком, даже гулял у него на свадьбе, всегда были на "ты", но один из них, поднявшись на пару ступеней повыше, легко сохранил это "ты", другой же вынужденно поменял на "вы", как бы дистанцируясь и давая этим понять, что никогда не воспользуется их прежними отношениями и доверительностью. Сперва генерала это покоробило, хотел было попенять Зуйкову, но воздержался; могло показаться фальшивым. Вскоре оба привыкли, не придав этому особого значения, поскольку их расположение друг к другу, как профессионалов и просто людей, сохранилось, даже укрепилось со временем...

Зуйков не все сказал генералу, умолчал не из какого-то тайного расчета, а как бы воздержался от непроверенного лишнего... Года четыре назад затеял Зуйков ремонт квартиры, понадобился плиточник облицевать туалет и ванную. Ему порекомендовали хорошего мастера - не волынщик, аванс вперед не требует, а, главное, непьющий. Зуйкову дали его телефон, фамилию, имя и отчество: Оленич Захар Егорович. Созвонился, договорились на субботу. Пришел. Осмотрел ванную, туалет, распаковал три коробки с плиткой, отобрал несколько штук, стал прикладывать, примерять одну к другой торцами, покачал головой:

- Хреновая плитка, подгонять, шкурить придется. Чья?

- Болгарская.

- Оно и видно.

- Возьметесь? - спросил Зуйков.

- Чего уж...

Договорились о цене, сроках. Зуйков под конец возьми и спроси:

- Захар Егорович, я знавал одного Оленича, Игнатия Егоровича. Уж не родственник ли ваш?

- Братан родной, - чуть нахмурившись, ответил плиточник. - Старший.

- Как он? Где? - осторожно спросил Зуйков.

- В больнице.

- В тюремной?

- В нормальной.

- Вот как... Что же с ним?

- Почки... Знали его по старой его жизни?

- Знал. Давно он на воле?

- Уж два года.

- Совсем.

- Вроде совсем. Завязал. Даже женился.

- Как же удалось? - удивился Зуйков. Он знал, что Игнат Оленич был знаменитым "вором в законе", коронованным в свое время на "сходняке" единогласно, поскольку подходил по всем параметрам: не имел ни прописки, ни семьи, не служил в армии, никогда не работал, на воле жил скромнее монаха, никогда не брал в руки оружия, не признавал насилия. Он был многолетним собирателем и безупречным хранителем "общаков", которые выделялись только на то, чтобы "греть" зоны, платить адвокатам, продажным ментам, поддерживать тех, кто выходил на волю, отбыв срок и их родных, когда они вновь уходили в зону. Знал Зуйков, что завязавший "вор в законе" - уже не жилец, такое "сходняк" не прощает.